Черный сорокопут
Шрифт:
Я молчу, и он продолжает:
– У меня к тебе, естественно, есть вопрос, тысяча вопросов. Да и ты, без сомнения, захочешь разузнать, зачем я прибегнул к такому маленькому розыгрышу, на Который меня вынудили обстоятельства. Но отложим объяснения на утро.
– Он смотрит на часы.
– О Боже, Уже пол-одиннадцатого. Долго же я тебе морочу голову! Ты едва живой от усталости!
– Ничего, все в порядке.
– В порядке? Увы!
– Он откладывает трубку и окидывает меня своим ледяным взором снизу вверх.
– Отлично представляю себе, "Бентолл, твои страдания -
– С бульшим рвением, чем прежде.
– Я пробую изобразить улыбку, но слишком болезненной оказывается эта дипломатия.
– Помните, вы сулили мне свое кресло, когда операция начиналась. Что ж, я намерен со временем его занять.
– А я приложу все усилия, чтоб так оно и было, - негромко сообщает он.
– Я тоже, сэр.
– Чуть расслабляю правую руку.
– Но наша солидарность простирается еще дальше.
– Да?
– Седая бровь уходит на миллиметр вверх.
– Да. Мы едины вот в чем. Каждый из нас полон решимости не выпустить другого живым из этой комнаты.
– Я высвобождаю свою правую руку и показываю ему револьвер.
– Люгер у вас под сиденьем. Не прикасайтесь к нему.
Он недоуменно таращится на меня, поджимая губы.
– Ты, видимо, лишился рассудка, Бентолл?
– Напротив, обрел его четыре дня назад.
– Я с трудом встал на ноги и, ни на миг не отводя от него глаз и пистолетного дула, придвигаюсь к столу.
– Выбирайтесь оттуда!
– Стрессовое состояние, - говорит он спокойно. Ты слишком много...
Я ударил его по лицу пистолетом.
– Выбирайся оттуда.
Он отирает окровавленную щеку, медленно встает.
– Кресло на бок!
– Он выполняет приказание. Люгер, разумеется, там. Поднять пистолет двумя пальщ мизинца левой руки, за дуло. И на стол.
Он снова выполняет приказание.
– Теперь к окну. И кругом.
– Ради Бога, что это...
Направляюсь к нему, помахивая пистолетом. Он пятится назад, до занавески, разворачивается. Осматриваю люгер. Глушитель. Предохранитель спущен. Барабан, судя по индикатору, заполнен. Кладу свой пистолет в карман, прихватываю люгер. Велю ему развернуться. Помахиваю люгером.
– Так вот она, потрясающая награда, которую я должен получить в ближайшее время, а? Пуля в брюхе из люгера любого потрясет. Но я оказался более бдительным, чем тот бедняга, который доверчиво уселся на этот стул в прошлый раз. Так?
Он делает долгий вздох и покачивает головой:
– Ты сознаешь, что говоришь, Бентолл.?
– К несчастью для вас, сознаю. Присаживайтесь. Он поднимает кресло, садится, облокачивается на уголок стола.
– Долго вы вели двойную игру, а, Рейн?
– Черт побери, о чем ты говоришь?
– Вы, надеюсь, поняли: я намерен вас прикончить. Вот этим самым люгером. Никто ничего не услышит. В доме - никого. Никто не видел, как я сюда вошел. Никто не увидит, как я выйду. Вас найдут утром, Рейн. Мертвым. Решат: самоубийство. Тяжкое бремя ответственности обрекло вас на такой шаг.
Он облизывает губы. Не обзывает теперь меня психом.
– Вы, думаю, отдали изменнической деятельности всю сознательную жизнь. Ума не приложу, как это вам так долго сходило с рук. Талант! Ничего не скажешь. Как насчет исповеди, Рейн?
Синие глаза буквально впиваются мне в лицо. Такой концентрированной злобы в человеческом взгляде я еще не видывал.
– Что ж, - продолжаю я, - я сам изложу эту историю. Сказочка из тех, какие слушают на сон грядущий дети. Внемлите мне, Рейн! Вам ведь предстоит вечный сон!
Двадцать пять лет вы провели на Дальнем Востоке. Причем последние десять возглавляли там контрразведку. Чередуя роли гончей и зайца, зайца и гончей. Сколько трагедий на вашей совести! Сколько человеческих жизней! Два года назад вы вернулись домой. Но еще до этого вас посетили представители некоей заинтересованной стороны. Они сообщили вам, что, по слухам, англичане ведут изучение твердого топлива для ракет. И предложили разузнать, что и как. Вы согласились. Не знаю, за какое вознаграждение, не знаю, что вам посулили: деньги, власть?
Не знаю и другого: как вам удалось сколотить шпионскую организацию. Впрочем, у вас было достаточно контактов в Европе. Они облегчили вашу задачу. А конечным пунктом сбора информации стал Стамбул. Мне довелось там побывать с этим расследованием. Материалы вы собирали через агентов, внедренных в Гепвортскую лабораторию.
Шли месяцы. Информация накапливалась и переправлялась через Стамбул на Дальний Восток. Но ваш предшественник заподозрил утечку информации, всполошил правительство и получил указание взять эту ситуацию под строжайший контроль. Он подобрался к истине вплотную, а в результате его самолет потерпел аварию над Ирландским морем. В этот последний рейс провожали, его на взлетной полосе лондонского аэропорта вы лично. Пара бомб замедленного действия с часовым механизмом среди багажа - ведь к вашему багажу таможня не прикасается. Беда в том, что еще тридцать ни во что не замешанных человек оказались на борту.
Но какое это имеет значение, правда, Рейн? Вы получили назначение. Вполне понятный выбор. Блистательный разведчик, отдавший всю жизнь своей стране. Сложилась фантастическая ситуация: вы сами направляете агентов выслеживать самого себя. Отвертеться трудно. Один из агентов узнал слишком много. Он вошел в эту комнату с пистолетом, чтоб ткнуть вас носом в улики. Он не подозревал о люгере, верно, Рейн? А уж потом вы сочинили легенду, как его перевербовали, уговорив совершить покушение на вас. Лихо у меня получается, а, Рейн?
Никаких комментариев.
– Правительство разволновалось всерьез. Тогда вы внушили им, что трудности разведывательных служб связаны с комплексным характером расхищаемой информации. Без ученых, дескать, не обойтись. Профессиональные агенты страдали, с вашей точки зрения, существенным пороком: они не умели докапываться до сути. И вот, запудрив мозги властям, вы начинаете искать подходящих ученых. И находите законченного простофилю, буквально обреченного на неудачи, то есть меня. Ваши мотивы понятны.