Черный список деда Мазая
Шрифт:
– Нет, – неожиданно ответил Миша.
Я несказанно обрадовалась и продолжила:
– Кофе? Чай? Пирожные? Миша, тебе необходимо поесть.
– Нет, – вяло прозвучало с кровати, – я устал. Спать. Голова болит.
– Сейчас позову доктора, – засуетилась я.
– Нет. Не надо, – без всякой эмоциональной окраски произнес Михаил. – Где Севочка?
Я чуть не захлопала в ладоши, Михаил начинает выбираться из кокона молчания.
– На пятом этаже, его успешно лечат, но пока он в реанимации.
– Почему? – вдруг поинтересовался муж Жеки.
– Что «почему»? – уточнила я.
– Севочка заболел? – чуть громче спросил Михаил.
– Ему намного лучше, – соврала я.
– Мальчик встает, ходит? – забеспокоился Миша. – Разговаривает?
– Конечно! – воскликнула я. – Скоро его отпустят домой.
– Хорошо, – прошептал Миша. – А то у меня ноги сломаны, не шевелятся! Можешь почесать правую лодыжку? Пальцы под гипс не пролезают.
Я растерялась еще больше, встала, откинула тонкое одеяло и увидела, что Михаил одет в полосатую пижаму. Никакого гипса на ногах нет и в помине.
– Почеши мне левую коленку, – еле слышно произнес он.
Я очень осторожно поскребла пальцами в указанном месте и ощутила, что от Миши пахнет одеколоном: тяжелый аромат с сандаловыми нотами.
– Спасибо, Жекочка, – сказал он.
Мне стало жутко.
– Миша, повернись. Я Лампа Романова.
– Я виноват, Жека, – продолжал больной, – нельзя сажать ребенка на переднее сиденье, но Севочка так просил. Таисия Ивановна права, я плохой отец. Умоляю, прости меня.
– Миша, – с усилием произнесла я, – ты помнишь, что случилось?
– Мы поехали с Севой на рыбалку, – бесцветным голосом сказал несчастный, – выбрались на проселочную дорогу, сынишка стал проситься порулить. Я его к себе на колени посадил. Мальчик крутил баранкой, я нажимал на педали. Откуда ни возьмись, телега с лошадью. Дальше провал. Очнулся в «Скорой помощи», ноги сломаны.
В палату заглянула Наталья Сергеевна.
– На сегодня хватит, больной устал.
Я вышла в коридор.
– Михаил сейчас заново переживает неприятность, которая случилась много лет назад. Они с Севой попали в аварию. Мальчик не пострадал, а у Миши оказались сломаны обе ноги. Он принял меня за Жеку. Он в своем уме?
Наталья Сергеевна потуже завязала пояс халата и облокотилась на конторку, за которой сидела пожилая медсестра.
– Информация о самоубийстве жены и тяжелом состоянии сына губительна для Михаила, поэтому мозг ее блокирует. Вместо нее подсознание услужливо подсунуло волнительную, но не убийственную, уже один раз пережитую ситуацию. Хорошо, что Михаил согласился с вами побеседовать. Я никак не могла понять, почему он не встает и не садится. Теперь появилась ясность: пациенту кажется, что у него сломаны ноги. Будем лечить.
– Он поправится? – с надеждой спросила я. – Станет прежним?
– Трудно сейчас делать прогноз, – увернулась от конкретного ответа доктор. – Мы применим лучшие методики.
– Наталья Сергеевна, – закричали из другого конца коридора, – Николай Михайлович вас ждет.
Врач, забыв попрощаться, поторопилась на зов.
– Давно она в клинике работает? – спросила я у медсестры.
Та вдруг улыбнулась.
– Месяц. Она очень старательная, отличница, практику у нас проходила, хорошая девочка, хочет по молодости всех вылечить.
– К сожалению, это не получится, – печально произнесла я.
– Оно надо? – спросила медсестра. – Была у нас женщина, потеряла в авиакатастрофе семью: приехала встречать мужа, сына и невестку с отдыха, а лайнер на посадочной полосе развалился. Бедняжку к нам прямо из аэропорта доставили. Юрий Петрович, заведующий, все ее хотел образумить, вернуть, как он говорил, к нормальной жизни. Больная была уверена, что родные до сих пор на курорте, время для нее остановилось, каждый день на календаре было десятое января. Глядела я на потуги Юрия Петровича и думала: может, оставить несчастную в покое? Ей хорошо, любимые живы! Ну вылечите бедолагу, сообразит она: вся ее семья погибла, и что хорошего?
– Вы еще здесь? – удивилась Наталья Сергеевна, появляясь перед конторкой. – Ангелина Петровна, в пятой палате больному нужно померить давление, не забывайте вовремя и в полном объеме выполнять предписания врачей.
Медсестра встала и направилась к одной из белых дверей. Вся ее фигура изображала полнейшее негодование и обиду. А у меня в кармане зазвонил мобильный.
– Здесь больница, – с возмущением воскликнула юная докторица, – внизу висит объявление, требующее отключать телефоны. Трубка может нарушить работу приборов в палатах интенсивной терапии, разволновать пациентов. В самолете вы об этом помните, потому что боитесь за собственную жизнь, а в клинике наплевать, так как сами здесь не лежите?
– Простите, – пробормотала я, скачками понеслась на лестницу и глянула на дисплей. Номер неизвестен.
– Здорово у тебя получается, – возмутилось в трубке чуть надтреснутое контральто. – Сколько ждать можно? Долго мне здесь сидеть?
– Где? – не поняла я. – Кто со мной разговаривает?
– Валентина Нечитайло! – гаркнули из трубки.
– Вас уже привели в порядок? – обрадовалась я.
– По-твоему, я была в беспорядке? – разозлилась писательница.
– Я имею в виду прическу, – опомнилась я, – макияж. Подождите меня в салоне, уже лечу.
– Нет, – сурово сказала Нечитайло, – встретимся на месте. Где радио находится?
– Студия размещается в торговом центре в районе Зубовской площади, – смиренно пояснила я.
– Супер, – громогласно заявила Валентина. – Буду там через пятнадцать минут. Успеешь?
– Маловероятно, – честно ответила я, – рассчитывала забрать вас от стилиста позднее и доставить на радиоэфир.
– Придется тебе поспешить, – перебила меня Валентина, – иначе я откажусь от программы. Ты имеешь дело со звездой, а не с бродячей собачонкой. Я тебе не Смолякова, вот она ради пиара какашку съест, усекла? За меня дерутся лучшие издательства России! Время пошло!