Черный список

Маринина Александра

– Теперь я буду твоим командиром, понял? Временно, не бойся. На несколько дней. Ссориться со мной не надо, я бегаю быстрее, прыгаю выше, а стреляю лучше. Усвоил? Завтра приду за ответом на свой вопрос. Будешь вести себя неправильно – получишь по попке. Попка у тебя мягкая, так что моей руке больно не будет. А чтобы у тебя не возникало желания экспериментировать, предупреждаю заранее: про твои художества в зоне пока знаю только я, но круг осведомленных лиц может стать более широким.

Я разомкнул «замок», взял парня за волосы и повернул его лицо к себе. Смертельная бледность разлилась от корней волос до самой шеи. Значит, Сережа Лисицын не промахнулся, давая мне наводку

на этого фотодеятеля. Он назвал мне его фамилию еще вчера, и пока я летел с Лилей в Москву, Игорек Дивин, помимо всего прочего, получил сведения об этом небритом красавце, в том числе и о его поведении во время отбывания срока за разбойное нападение. Вел себя наш герой, прямо скажем, не совсем красиво, по крайней мере, с точки зрения законов зоны. Администрация была им более чем довольна, потому что он не только стучал, как взбесившийся дятел, но и помогал устраивать провокации против неугодных «куму» зеков. В среде бывших, а также действующих уголовников за такое поведение по головке не гладят. Сам парень был из Ростова, срок мотал в Самарской области, после освобождения какое-то время пожил под Курском, потом обосновался здесь, в этом южном городке на берегу Черного моря. Слухи о его неблаговидных выкрутасах сюда пока не дошли, но ведь этому делу и помочь недолго, о чем я и проинформировал только что излишне независимого фотографа, который не признает чужих командиров. Конечно, шантаж – дело не особо благородное, но мне было на это наплевать, потому что я искал тех, кто покушался на моего ребенка. И чтобы найти их, я готов был пойти на поступки, весьма далекие и от благородства, и от этики. Наверное, в своей прошлой жизни я был курицей-наседкой, глупой и ограниченной, но ради защиты своих цыплят готовой броситься даже на коршуна.

У порога я обернулся и еще раз напомнил:

– Я зайду завтра в это же время. Постарайся не заболеть и не уехать срочно на похороны любимой тетушки. Твой новый командир этого не любит.

Выйдя из фотоателье, я поискал глазами телефонную будку. Будка стояла метрах в десяти от дома, где находилось ателье. Я попросил ребят подождать меня еще минутку, зашел в будку, разыграл немую сцену «Безуспешный звонок», оставив при этом в тайничке вторую записку, и с чистой совестью повел всю компанию в бар на набережной пить коктейль. Первые шаги были сделаны. Теперь будем ждать, кто и как на них отреагирует.

Глава 10

На следующий день в половине восьмого утра я сидел во дворе дома на Первомайской и делал вид, что старательно читаю местную газету. Хозяева Юры уже вернулись от своих родственников, так что ночевал он в комнате у Ирочки, а Таня провела ночь у меня. Все они еще спали, а я караулил контрольный сигнал, нетерпеливо поглядывая на часы.

Наконец через открытое окно первого этажа до меня донесся телефонный звонок. Трубку снял Григорий Филиппович.

– Але, – услышал я его глуховатый голос. – Нет, не туда попали. Нет, это не почта, это частный дом.

Я облегченно перевел дыхание. Значит, первая записка, которую я оставил возле ресторанной кухни, дошла до адресата. В записке было указание позвонить от 7.30 до 8.00 по нашему телефону и «попасть не туда» в знак подтверждения, что записка получена и человек, которому она была адресована, готов со мной встретиться.

Ровно в пятнадцать минут первого я был на морском вокзале, с тоской глядя на причал, возле которого совсем еще недавно стоял белоснежный «Илья Глазунов» с роскошными «люксами», предназначенными для нас. И почему мы не поехали? Потому что я – дурак.

Я зашел в здание вокзала и поднялся на второй этаж, где были

расположены кассы. Из пяти кассовых окошечек открыты были два, и к каждому из них стояло человек по восемь. Я примостился в конец одной из очередей, достал справочник по лекарственным растениям в яркой обложке и принялся делать вид, что усиленно читаю. Краем глаза я на– блюдал за лестницей и вскоре увидел солидного дядьку с пузом и в очках, который, пыхтя и отдуваясь, поднимался на второй этаж. Дядька пристроился за мной и спросил:

– Вы крайний?

– Я всю жизнь крайний, – ответил я. – Как кого бить – так меня. Но в этой очереди я, слава богу, не крайний, а последний.

Толстяк шумно перевел дыхание, стараясь заглянуть на обложку моей книги. Я понял, что надо ему помочь, поэтому закрыл книгу и положил ее на барьер, вдоль которого выстроилась очередь, а сам полез в карман за носовым платком.

Через несколько минут мы уже беседовали с ним в тихом укромном месте, подальше от любопытных глаз и ушей.

– Я думал, сам Николай Дмитриевич приехал, – сказал толстяк, который оказался шеф-поваром того самого ресторана, где мы вчера обедали. – Смотрю – почерк-то в записке его.

– Почерк его, – согласился я. – А помощь нужна мне. Так я могу на вас рассчитывать?

– Ну… – Он неопределенно повел пухлыми плечами. – Я посмотрю, что можно сделать.

– Иван Александрович, так меня не устраивает. Если бы я мог выбирать из десятка помощников, я еще мог бы согласиться с тем, что кто-то из них не сумеет мне помочь. Один не сумеет, зато другой сумеет. Но я в вашем городе чужой, и выбирать мне не из кого. Вы понимаете? У меня вся надежда только на вас.

Конечно, я слегка лукавил, но бог простит.

– И потом, – продолжал я, – мне не нужны от вас активные действия. Мне только нужно, чтобы вы прислушивались и присматривались в поисках тех, кто будет мной интересоваться. И потом рассказывали мне об этом. Вот и все. А уж как это сделать – не мне вас учить, вы все не хуже меня знаете.

Иван Александрович вздохнул громко и жалобно. Роль добровольного помощника милиции была ему в тягость, но, видно, отказать в просьбе Коле Щипанову он не мог.

Расставшись с шеф-поваром, я послонялся по центру города. Сегодня было по-прежнему холодно, но облачность постепенно рассасывалась, небо было уже не таким серым, и даже изредка проглядывало робкое солнце. Похоже, еще день-два – и погода снова наладится.

Я брел по зеленой, обсаженной кипарисами аллее и пытался связать воедино трех кинозвезд и одного кинорежиссера. Что между ними общего? Кому они могли все дружно помешать? Кассета Вернигоры, затесавшаяся в этот кинематографический клубок, вносила сумятицу в мои размышления. Она не могла иметь к этим четырем убийствам никакого отношения. Потому что если бы все дело было в кассете, то погибли бы только Оля Доренко и Люся Довжук. А Олег Юшкевич и Витя Бабаян были бы живы. Значит, дело не в кассете… При мысли о Юшкевиче и Бабаяне какое-то неясное воспоминание пронеслось в моей голове, но я не успел его схватить.

К четырем часам я подошел к фотоателье и первым делом проверил телефонную будку. Сунув жетон в прорезь и сняв трубку, я набрал Риткин номер в гостинице, а сам стал внимательно изучать нацарапанные на стене кабины слова и цифры. В тот момент, когда она ответила, я увидел то, что искал – московский номер телефона Коли Щипанова. Вчера этого номера здесь не было. Значит, и второй адресат получил мое послание.

– Это я, привет, – произнес я в трубку.

Похоже, Маргарита спала, и я своим звонком ее разбудил, потому что она не заметила, что гудки были не междугородние.