Черный свет.Обыкновенная мёмба
Шрифт:
И даже Валя оказалась не красивей ребят. Ее очень милое, овальное лицо перекосилось куда-то на сторону, как в кривом зеркале, глаза превратились в узенькие щелочки. Уголок одного глаза смотрел вниз, и потому эта сторона Валяного лица казалась печальной. А уголок второго глаза подался вверх, и потому перекошенное лицо с этой стороны приняло надменное выражение.
Андрей похлопал верхними веками и прошепелявил:
— Я все понимаю. Это у нас от космических перегрузок. Мы — в невесомости.
Он мог так говорить, потому что у него
Однако Витя тоже кое-что знал. Он смотрел взрослые телепередачи, ходил в кино и слушал радио. Кроме того, он читал книги и "Пионерскую правду" даже тогда, когда был еще октябренком. Вот почему он усомнился:
— Как же так? Если у нас перегрузки, да еще космические, так тогда не может быть невесомости. Одно из двух.
— Правильно! — сразу согласился Андрей и зашепелявил точно так, как только что шепелявил Витя. — Ты говоришь правильно. Что-то одно из двух. Либо космические перегрузки, либо невесомость.
— И потом, — басом шепелявил Витя, — откуда мог взяться космос? Мы ведь сидели на Земле.
— Верно говоришь, — кивнул Андрей и покрепче ухватился за Витю.
Бутыль с необыкновенными розовыми стенками заметно тряхнуло, она слегка изогнулась и как бы поплыла куда-то в сторону, но вскоре выровнялась и полетела дальше.
— Мальчики! — медленно и басовито не то закричала, не то запела Валя. — А мы, кажется, и в самом деле в космосе.
Сквозь просвечивающие стенки бутыли справа по курсу проплыла какая-то далекая не то планета, не то солнце — большой серобуро-малиновый шар. Бутыль, которая, как видно, летела именно к этому шару, исчерченному ровными линейками-шрамами и с белой шапочкой на макушке, изменила направление и теперь двинулась к другой не то планете, не то солнцу. Оно маячило впереди и чуть левее по курсу полета.
Некоторое время мальчишки молчали. Сомнений, кажется, не было. Они и в самом деле очутились в космосе. Но как и почему — понять не могли, хотя бы потому, что несколько секунд, а может быть, и минут после телевизионного взрыва они ничего толком не видели и очень медленно соображали.
Нагрузки спадали, и их лица превращались в нормальные. Бульканье и перекатывание внутри тоже прекратилось, и тело постепенно становилось легким и незнакомым.
— Точно! — сказал Андрей своим нормальным голосом. — Мы в космосе.
— Но откуда же тогда взялись и перегрузки и невесомость? — запоздало удивился Витя.
— Наверное, так тоже бывает. Наука…
— А что же нам теперь делать? — спросила Валя.
— Не знаю, — честно признался Андрей.
— А кто же знает? — рассердилась Валя. Андрей пожал плечами и чуть не отлетел в сторону — его подхватил Витя. Теперь он держал одной рукой Валю, а другой Андрея.
— Я ничего не понимаю, — сказал он, глубоко вздохнул и задумался. — Но раз мы дышим, то, значит, вокруг есть воздух. А наука говорит, что в космосе воздуха
— Точно! — сразу согласился Андрей. — Ты правильно говоришь. — И, подумав, поощрительно добавил: — Говори, говори, приводи примерчики.
Но примерчиков у Вити не было. И он замолк. Тогда спросила Валя:
— А это хорошо или плохо, что есть воздух?
— Н-не знаю, — ответил Витя. — С одной стороны, как будто хорошо. Мы ведь дышим. А с другой — плохо. Если мы летим в космосе и в то же время в воздухе, значит, мы сгорим.
— А зачем это мы будем сгорать? — опять рассердилась Валя, выдернула из Витиных рук подол своей юбки и поплыла к стенке розовой бутылки.
— Потому что по радио говорили, что ракетоносители, входя в околоземное воздушное пространство, обязательно сгорают! — прокричал ей вслед Витя и бросился ее ловить, таща за собой, как на буксире, Андрея.
— Правильно! Сгорают! — обрадовался Андрей. — Но ведь мы же не в околоземном пространстве, а в космосе. Значит, порядок! Значит, мы будем дышать и не сгорим.
Витя с большим трудом поймал Валю за косичку, легко подтянул к себе. Она и в самом деле ничего не весила. Общая невесомость…
— Надо нам связаться, — сурово сказал Витя. Он начинал понимать, что ему придется стать командиром. А становиться командиром ему не хотелось. Дело это хлопотное. И он сердито хмурился. — А то вы начнете разлетаться в разные стороны, а мне вас лови. Но чем связаться?
— Верно. Чем?
Ничего, чем можно было бы связаться, под руками не оказалось.
— А давайте волосами, — предложила Валя. — Невесомость же…
— Как это… волосами? — растерялся Андрей и погладил свою круглую голову с короткими волосами.
— А я сейчас сделаю, — сказала Валя. — Ты держи меня, а я из своих волос сплету веревочки.
Она не стала ждать общего решения и, морщась от боли, начала выдирать из косичек длинные волоски. Это значило, что в космосе и при невесомости человек ощущает боль так же, как и на Земле.
Ребята летели, разговаривали и осматривались. Валя плела веревочки из своих волос.
Странная, исчерченная полосками, серо-буро-малиновая планета уплыла куда-то в сторону, и Андрей отметил:
— По-моему, это был Марс.
— Какой Марс?
— Ну планета такая… На нее еще наши аппараты высаживались. "Марс-3", "Марс-4" и так далее. На ней тоже есть что-то вроде каналов-черточек. Да! По радио говорили. Сам слышал.
— Ты, как всегда, все слышал, — капризно сказала Валя. — Или читал. Или тебе брат рассказал.
— Правильно говоришь! — рассмеялся Андрей. — А что? Разве плохо?
— Ну, если ты все знаешь, так куда мы летим и что с нами случилось?
— Не знаю, — весело пожал плечами Андрей и отлетел в сторону — Витя едва поймал его. — Ясно, что случилось необыкновенное. А раз необыкновенное, значит, и прилетим куда-нибудь в необыкновенное. Так что придется ждать.