Черный трафик
Шрифт:
Антон побрел вдоль берега по воде.
Впереди виднелись домики и скелет старой лодки, ощерившийся каркасом сгнивших ребер. Слева круто к берегу шла моторная лодка. Близко таких Антон раньше не видел. Самодельная, широкая в середине кормы, с низенькой квадратной надстройкой, как у немецкого танка «Т-4». В длину лодка имела метра три, и шла она тяжело, мерно постукивая мотором. Потом мотор смолк, и лодка, сбавляя скорость, дотащилась до берега. Пару последних метров ей помогли веслами двое до черноты загорелых мужиков. Они были не сухощавые, не худые, а какие-то сухие, как палки, как коряги выброшенного
Один мужик спрыгнул в воду, прошлепал босыми ногами к носу лодки, схватил кучей ржавую тонкую цепь и потащил, разматывая по пути, к большому черному пню на берегу, который лежал, раскорячив свои осклизлые от воды корни-щупальца. Второй в лодке перекладывал мокрые брезентовые мешки. На Антона никто внимания не обращал.
— С уловом? — приветливо спросил он, заходя в воду чуть глубже.
Мужик, привязывавший лодку, вытянул из кармана пачку «Примы», закурил и неторопливо подошел к Антону.
— А че ж? — как-то неопределенно ответил он, потом подумал и протянул ему сигареты.
— Спасибо, не курю.
— Че слоняешься-то? — щурясь скорее по привычке, чем от солнца, спросил мужик. — Рыбы купить не хочешь? У нас свежак, еще трепещется.
В лодке в самом деле громко шлепала плавниками и хвостами рыба. И запах свежего улова тоже никуда не денешь. Антон решил проверить рыбаков на предмет отношения их к браконьерству и, без всякого разрешения подойдя к лодке, заглянул в нее. Никто его не остановил, никто не бросился оттаскивать за руку или прикрывать улов брезентом, воровато при этом озираясь. Мужики даже как-то с гордостью взглянули на незнакомца, который захотел взглянуть на результаты их утреннего труда.
Посмотреть было на что. Плоские, как блины, лещи с маленькими головами вытягивали в трубочку губы, жадно хватая воздух. Тяжело били хвостами толстые сазаны с длинными, на половину спины, плавниками. Топорщились акульи плавники нескольких не очень крупных жерехов. Рыбины были как на подбор, все от килограмма до пяти-шести, если прикинуть на глаз.
Осетровых в лодке не было, но не было там и удочек. Зато мокрые мешки намекали, что там могут оказаться сети. Мужики Антона не боялись, значит, у них с Рыбнадзором все было налажено.
— Мне бы стерлядочки, — задумчиво проговорил Антон, разглядывая бьющуюся рыбу, — осетриночки.
— Не местный, что ли? — хмыкнул второй мужик в лодке. — Приезжий?
— Ты, парень, не с того конца заходишь, — покачал головой тот, что стоял в воде рядом и смолил «Приму».
— А с какой надо?
— А ты сам думай. Мы тебе в провожатые не нанимались и в советчики тоже. Соображай головой-то.
— А за деньги советом поможете?
— Не-а! — довольно беззаботно рассмеялся мужик и кивнул на улов: — Нам, зема, вот этого хватает. Ты нас на понт не бери. Сам ищи, да не на берегу. Тут тебе никто ничего не скажет и не посоветует. У тебя же на лбу не написано, кто ты и откуда. А вот рыбки мы тебе хошь центнер наловим, только закажи.
— Ладно, я подумаю, — Антон обошел лодку, похлопал ее по мокрому борту. —
Мужики перебросились несколькими фразами, которых Антон не расслышал, и громко расхохотались. Ясно, что здесь задерживаться не стоило. Эти двое свое дело знали хорошо. И порядки тоже. Не ими установленные порядки, но порядки, к которым они привыкли, которые усвоили и к которым приспособились. «Не с того конца!» На что намек? На то, что красную рыбу и черную икру покупать надо не у тех, кто ее добывает, а кто за этим следит, кто это крышует? Но надо же хоть намекнуть, чтобы знать, куда соваться. А намекнут ли рыбаки? Не дороже ли им спокойная, пусть и не очень сытная жизнь?
Оставалось надеяться, что народ здесь настолько привык к безопасности своего незаконного промысла, надежности прикрывающих их начальников, что может и проболтаться. Только не надо палку перегибать. Не стоит, наверное, и пытаться угрожать, чтобы пугливый мужичок сослался на кого-то, кто его защитит. Пугливые таким промыслом не занимаются. Значит, надо искать болтливого.
Дед в брезентовых штанах, которые были ему велики и висели на нем на помочах, как на вешалке, Антона заинтересовал. Был дедок такой же прожженный солнцем до черноты, сухой, как коряга, только белая щетина выдавала в нем возраст да сморщенная, как пергамент, кожа, которую Антон разглядел, когда подошел ближе. Дед пробивал паклей щели в днище перевернутой лодки-плоскодонки. Свежие доски, кое-где выделявшиеся на днище и боках, говорили, что лодка выдержала капитальный ремонт и давненько не выходила на большую воду.
— Здорово, деда! — приветливо крикнул Антон, подходя к старому рыбаку. — Что, чинишь свой баркас?
— Здорово, — с готовностью отозвался дед, мельком обернувшись, и снова вернулся к своему занятию. — Баркас не баркас, а кормит. Умеючи, так и с такой лодки наловить можно поболе, чем с дорогого катера. Дело не в транспорте.
— Ну, дед, это ты подзагнул, — рассмеялся Антон, останавливаясь и рассматривая творение кораблестроительного гения русского народа.
— Закурить-то найдется? — выпрямился старик, откладывая дубовую киянку и долото.
— Не курю, дед.
— Миха! — вдруг не по-стариковски звонко крикнул рыбак. — За смертью посылать, нет?
Как по команде на берег выкатился малец в грязной футболке и грязных от ила и песка штанах. Было ему лет шесть — настоящее порождение большой реки. Или олицетворение. Босоногий, местами загорелый, а местами облезлый до красноты, с облупившимся веснушчатым носом, с всклоченными светлыми волосами. Юный волжанин во всей первозданной красе.
Пацаненок два раза упал на песок, причем второй раз возле самой лодки, выронив пачку сигарет и коробок спичек.
— Эк, ноги тебя не держат! — с укором покачал головой дед. — Спокойно нельзя ходить, самотычка ты шутова!
— Сам велел быстро, — отряхивая колени и слюнявя ссадину на лодыжке, проворчал пацаненок. — Чай, без курева не помер бы. Вон у дядьки стрельнул бы.
Такое глубокомыслие и взрослые не по годам выражения Антона рассмешили. Пацан хмуро глянул на незнакомого дядьку и засеменил куда-то в сторону вдоль берега. Кажется, он быстро забыл про деда и чужака, подобрав какую-то палку и начав ею размахивать.