Черный тюльпан
Шрифт:
Глава 18
Я никак не мог отделаться от чувства, что все произошедшее со мной этой ночью было одним крупным розыгрышем. Некто хитрый нарочно погнал меня по кругу, заставил ползать по трубам и шахтам, и в итоге я вернулся почти в то же место, откуда вышел. Производство порошка заканчивалось маленькой фасовочной комнатой, откуда он уходил в никуда.
Я бродил по цеху, присматриваясь к темным силуэтам станков, на которых режут цинковые листы, затем сгибают их, придавая форму гроба, и запаивают щели. Оборонный заказ. Увы, война требует не только производства техники и снарядов. Ей нужны и цинковые гробы – жуткий символ
Я подошел к грузовику, откинул брезентовый полог, заглянул в кузов. Полумрак не помешал мне увидеть несколько готовых гробов, накрытых крышками, аккуратно сложенных на полу кузова. Страшно, подумал я. Люди еще живы, еще несут службу, сидят в окопах на границе, ходят на патрулирование, а тара для них уже приготовлена. И где-то, когда-то пути их пересекутся, и судьба уже навеки станет единой.
«Тара», – мысленно повторил я, как бы прислушиваясь к звучанию этого слова. Кощунственно так думать, если речь идет о погибших. Но точнее определения не подберешь, пока эти ящики, горьковато пахнущие металлом, лежат в кузове грузовой машины.
Я вернулся к нише, рядом с которой безмолвно сидел Гурьев. Удобно, черт возьми, думал я, опускаясь рядом с нишей на корточки. Удобно, остроумно и безопасно.
Оттащил в сторону подготовленный к загрузке гроб и увидел необходимые инструменты: паяльную лампу, большой, похожий на молоток паяльник, банку с маслянистой жидкостью, возможно, соляной кислотой, моток припоя.
– Фантазия человека безгранична, – сказал я Гурьеву, рассматривая паяльник. – Вариантов масса. Это все равно что игра двух королей на пустом шахматном поле. Можно загонять своего противника в угол до усрачки. А он будет придумывать новые ходы и избегать нападения… Какое сегодня число? Уже двадцать второе, среда. Среда, вы слышите? А «Черный тюльпан» вылетает из Душанбе по четвергам. Значит, завтра.
– О чем вы? – не понял Гурьев.
– О том, что мафия бессмертна, дорогой Анатолий Александрович! Я нашел последнее звено, и цепочка замкнулась. Но легче от этого мне не стало. Голову распирает осознание, если хотите, чудовищного цинизма, вселенской подлости и низости… А впрочем, все разговоры о морали ныне смешны и бессмысленны.
– Вы так считаете?
– Я в этом уверен… Вы видите этот самосвал с гробами, будь он неладен? На нем мы пробьем себе путь к свободе. Надо только протаранить двое ворот – что может быть проще?
Я снова подошел к грузовику, взялся за ручку двери, и она, к счастью, поддалась, дверь раскрылась. Но встать на подножку я не успел.
– Стоять! – услышал я за своей спиной голос Гурьева и почувствовал, как к затылку прикоснулся холодный ствол. – Руки вверх!
Это было настолько неожиданно, что я даже не подумал о том, что такие команды лучше выполнять беспрекословно, хотел было повернуться, как ствол еще сильнее вжался мне в затылок. Щелкнул затвор.
– Не делайте глупостей, Кирилл, – предупредил Гурьев. – Иначе мне придется выстрелить. Снимите с плеча автомат и положите его на землю. Живо!
– Вот тебе раз! – недоуменно произнес я, опуская оружие к своим ногам. – Послушайте, Анатолий Александрович, а может быть, вы переутомились? Вы меня ни с кем не путаете?
Я услышал, как он подобрал автомат и закинул его себе на плечо.
– Повернитесь! Опустите руки!
Нет, Гурьев не был похож на человека, внезапно потерявшего рассудок. Он, держа пистолет в вытянутой руке и направив его мне в грудь, смотрел
– Никуда мы не поедем, – сказал он.
– Разве вы решили остаться?
– Не только я. И вы останетесь.
– Нет-нет, благодарю. Но мне здесь больше нечего делать.
– На кого вы работаете?
– На Фемиду, Анатолий Александрович, на нее, родимую.
– Перестаньте паясничать. Сейчас я вызову охранку, и они легко вытянут из вас правду.
– Почему вы решили, что я говорю неправду?
– Я вам не верю, – помолчав, ответил Гурьев. – Но в любом случае вы – мой враг.
– Кажется, до недавнего времени мы с вами были союзниками.
– Это вам так казалось. Я просто контролировал ваши действия.
– Так вы вовсе не собирались бежать со мной? – искренне удивился я.
– Бежать? – усмехнулся Гурьев. – Куда?.. Сядьте. Отдохнем. Теперь уже некуда торопиться.
Он, не опуская пистолета, сел на гроб, перевернутый днищем кверху. Я лишь прислонился спиной к крылу машины.
– Значит, вы все это время просто шпионили за мной? – спросил я.
– Я назвал бы это другим словом. А вот вы как раз и шпионили.
– Гурьев, я вас не узнаю. Вы ли тот запуганный интеллигент, который летел со мной из Москвы в Душанбе и жаловался на сокращение штатов в НИИ?
– Можете не сомневаться. Но вы правы – я действительно сильно изменился.
– Короче говоря, вам здесь понравилось?
– А вам бы не понравилось, – повысил голос Гурьев, – если бы вы только за один месяц получили семь тысяч долларов, включая премиальные и подъемные? Я наконец почувствовал себя человеком, понимаете? После нескольких лет унижений, постоянного страха, что окажешься на улице без средств к существованию, старый, не нужный никому со своим кандидатством, со своей кафедрой, я вдруг снова почувствовал себя ученым – человеком сильным, способным использовать свои знания и опыт во благо самому себе. И ни один человек на свете не убедит меня в том, что это плохо.
– Анатолий Александрович, – сказал я, покачивая головой. – Но ведь вы не лекарства от СПИДа производите, а наркотик. Что ж вы свою такую умную голову на такое грешное дело используете?
– Да бросьте вы! – поморщился химик. – О каком грехе вы говорите? Что теперь грешно, а что нет – вы можете определенно сказать? Но даже если можете, то кто наделил вас правом судить о грехах? Все кончено, Кирилл! Нет больше морали. Ее отменили.
– Разве мораль можно вводить или отменять?
– Увы, мой дорогой! Я когда-то тоже думал, что нельзя. Оказывается, можно. И это прерогатива тех, кто стоит у власти. Завалили страну отравленной водкой, выпустили на экраны педиков, садистов, совершенных кретинов, расстреляли из танков депутатский корпус и объявили – это нормально, это цивилизованно. А если вы посмеете смотреть на все это дикими глазами, то про вас скажут, что вы дебил, сталинист и совок… Я долго сопротивлялся, Кирилл, доказывал, что я ученый и не могу опуститься до уровня спекулянта, торгующего в заплеванных переходах пивом. А годы тем временем шли, и моя семья забывала вкус фруктов и нормальной колбасы, и моя дочь возненавидела меня за то, что я, полжизни проведший в химических лабораториях, сделавший несколько научных открытий мирового уровня, не в состоянии купить ей модные джинсы!.. Но я дождался своего часа, Кирилл! Господь услышал мои молитвы! Меня заметили, меня оценили за мой ум, а не за унижение у пивных ящиков, стали платить хорошие деньги, и я начал выползать из нищеты. Вы понимаете меня?