Черный тюльпан
Шрифт:
– Пока не будут выяснены мотивы и обстоятельства самоубийства.
– А на это уйдет неделя…
– Может быть, неделя.
– Или месяц?
– Все возможно, – охотно кивнул полковник.
– И как в таком случае вы намерены поступить со мной?
Полковник вздохнул, стал щелкать замком скоросшивателя, передвигать папки, тетради, авторучки, лежащие на столе.
– Вы должны меня арестовать, – помог я ему.
– Видите, как хорошо, что вы сами все знаете.
Я невольно привстал. Полковник насторожился. Улыбка, застывшая на его лице, вмиг слетела, скулы напряглись.
– Тогда я вам вот что скажу, полковник. Я скажу вам, что будет дальше. Вы отправите меня в следственный изолятор, и пока я буду там сидеть, приказ, подписанный Локтевым на мое увольнение, бесследно исчезнет. Я потребую, чтобы вы допросили двух работниц строевого отдела – ту, которая печатала приказ, и ту, которая носила его на подпись Локтеву вечером двадцатого, но обе женщины в один голос скажут, что не помнят такого, чтобы Локтев подписывал приказ на увольнение Вацуры. Адвокат ничего не сможет сделать, чтобы оправдать меня, но до суда дело не дойдет. При невыясненных обстоятельствах я повешусь в камере на альпинистском шнуре, который невесть каким образом попадет в капэзэ.
– Кирилл Андреевич! – Довгий откинулся на спинку стула и стал теребить дужку очков. – Во-первых, сядьте и не волнуйтесь. Во-вторых, ответьте мне, почему у вас такие мрачные прогнозы? Если вы уверены в своей правоте, то вам нечего волноваться. Я немедленно пошлю запрос в Москву, наличие или отсутствие приказа Локтева подтвердят мне буквально через два-три дня.
– Этого приказа не окажется в папке, – твердо повторил я.
– Вы хотите сказать, что какой-то злоумышленник вытащит его из папки? Но зачем? Кому надо сажать вас в тюрьму?.. Что вы молчите? А насчет свидетельских показаний служащих – полный абсурд! Женщин, в самом деле, я допрошу, заранее предупредив об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
– За большие деньги, полковник, не то что какого-то Вацуру – родину не задумаясь продадут.
– Вот что! – Довгий посуровел. – Хватит мне здесь предположения строить! Меня интересуют только факты. Я не могу сделать вывод об отсутствии состава преступления, исходя из ваших глупых гипотез. – Он поднял трубку телефона. – Алло! Коммутатор?.. Комендатуру, пожалуйста… Кто спрашивает? Полковник Довгий из военной прокуратуры. Мне нужен наряд патруля…
У меня не было времени на раздумья, отчаяние едва не парализовало волю, казалось, что я уже не в силах найти выход из создавшегося положения, но рука будто сама расстегнула пуговицу куртки, скользнула внутрь и нащупала нагревшуюся от моей груди рукоятку «магнума». Я вытащил пистолет (не так красиво, как получалось в гостинице – слишком узкая петля не сразу отпустила ствол), глушителем прижал клавишу на телефонном аппарате и, вытянув руку, нацелил ствол в середину лысого черепа.
Он на секунду застыл с трубкой в руке, затем, бледнея, медленно опустил ее в гнездо телефона.
– Ну, Кирилл Андреевич, – изменившимся голосом произнес он. – Это вы зря. Об этом вы очень пожалеете. Считайте, что вы сами закопали себя по горло в дерьмо.
– Пусть
– Безумец, – прошептал Довгий, протягивая руку к телефону. – Мне вас искренне жаль… Алло, коммутатор! Коменданта аэропорта… – Он прикрыл микрофон ладонью, поднял на меня глаза. – Что вы хотите? Говорите сразу!
– Сегодня должен взлететь «Черный тюльпан». Поинтересуйтесь у коменданта, есть ли у него заявка или накладная из госпиталя на груз «триста». Пусть зачитает вам фамилии погибших.
Полковник думал над тем, что я ему сказал, пронизывая меня своими черными глазами, потом перевел взгляд на ствол пистолета.
– Хорошо, – кивнул он. – Только уберите пушку. У вас дрожит палец, и мне не хочется, чтобы произошел случайный выстрел. Хватит одного, так сказать, самоубийства.
– Что?! – выдохнул я. – Что вы сказали? Еще одного самоубийства? На что вы намекаете?
– Ни на что! – зло ответил полковник. – Мне говорить с комендантом или нет?
Я до боли сжал зубы и опустил руку с пистолетом. Губы Довгия перекосила короткая усмешка. Он прижал трубку к уху.
– Алло, Саша? Здравствуй, дорогой, это Довгий тебя беспокоит.
Быстро взял себя в руки, с некоторой долей зависти подумал я. Даже голосом не выдает волнения.
– Скажи мне, пожалуйста, «Черный тюльпан» в плане на вылет стоит?.. Сегодня в семнадцать ноль-ноль? Хорошо… Нет, нет, бога ради, мне никуда лететь не надо, тем более таким бортом. Меня интересует, что там в заявке из госпиталя?.. Семь гробов. Понятно. А фамилии можешь назвать?.. Так, Локтев, это само собой. Умаров… Ниязов… Сапармуратов… Откуда эти хлопцы? Погранцы? – Полковник выразительно посмотрел на меня, мол, запоминай. – Так, еще трое. Гусев… Искренко… Марыч… Откуда они? Двести первая. Это в ту ночь, когда «духи» заставу жгли?.. Ага, понял! Ну, спасибо, Саша.
Я снова нажал клавишу на телефоне. Пальцы в самом деле у меня дрожали. И дышал я так часто и глубоко, словно только что пробежал стометровку.
– Ну, вот мы и приплыли! – с трудом произнес я. – Вот теперь все ясно.
– О чем вы? – поморщился Довгий.
– О том, полковник, что в «Черный тюльпан», кроме мертвецов, сегодня загрузят «мертвую душу»… Господи, все гениальное просто! Это один из тех немногих ящиков, которые ни одна таможня в мире не проверяет. И почему я не догадался об этом раньше?
– Вы бредите? – участливо спросил Довгий.
– Никакого Гусева, понимаете, ни живого, ни мертвого, в моем взводе не было, и в ту ночь погибло только два солдата из двести первой! Я собственными глазами видел убитых!
– Должно быть, вы сильно заблуждаетесь.
– Если бы вы почаще так заблуждались, то, может быть, они не чувствовали бы себя хозяевами положения. – Я взглянул на часы. – Скоро полдень, у нас не так много времени. Вызывайте машину к подъезду. Сейчас мы с вами поедем в госпиталь, и я покажу вам нечто любопытное.