Шрифт:
Наша экспедиция вела магнитную съемку на железную руду, и мы с Кирьяновым, закончив работу на своем участке, уже вышли к охотничьему зимовью и готовились пройти оттуда наГорчинок, где была наша база, когда однажды в дверях появилась высокая фигура главного инженера Спирина.
Охотничье
В приезде его не было ничего удивительного, он и раньше наезжал проверить работу. Но зачем с ним приехал помощник Климова Дёмушкин, было непонятно.
По случаю приезда начальства, окончания работ и близкого возвращения домой мы устроили пир. Вытащили бутылку спирта, сварили плов, вскрыли две банки со сгущенным молоком.
Зимовье было тесное. Оно состояло из маленькой бревенчатой комнатки с грубым деревянным столом перед окном, железной печуркой в углу и двумя топчанами по стенам. На топчанах сидя уместилось бы в общем человек шесть, а нас было пятеро (пятым был проводник Мангур), так что место еще оставалось.
Угощая гостей, я показывал Спирину свои записи и графики, хвастался высокими показателями и постоянно ловил на себе примеривающийся взгляд Дёмушкина.
Спирин слушал меня внимательно, иногда задавал вопросы, а когда Кирьянов убрал со стола, сказал:
– Климов заболел.
Он разложил на столе карту. Цветным карандашом на ней были заштрихованы уже заснятые площади. Участки были разбросаны вокруг Горчинсака, в центре – участок Климова.
Климов был опытным геофизиком и работал на самом трудном и ответственном участке. Часть его площадки оставалась не заснятой. На карте она была обведена черным карандашом и не заштрихована…
Я смотрел на карту и молчал. Спирин не говорил мне, что срывается план, что работа остается неоконченной, что все равно придется вернуться к этому участку. Это было понятно без лишних слов: участок Климова был центральным, без его материалов
Надо было закрывать дыру. И вдруг мне стало понятно, что Сирин хочет послать туда меня. Вот почему так испытующе разглядывает меня Дёмушкин, помощник Климова.
Я оттолкнулся от карты и почти крикнул:
– Я не поеду!
– Что? – переспросил Спирин.
– Не поеду. Я работал не разгибаясь. Я хотел кончить и вернуться. У меня семья.
Спирин пожимает плечами.
– Я просто хотел узнать ваше мнение. Может здесь оказаться руда или нет?
Он показывает на не заснятую часть участка Климова.
Я молчу. Спирин хитрит. Он же прекрасно знает, что не заснятая площадь находится на стыке с моим участком. От результатов работы на ней зависит практическая ценность моих открытий.
А Спирин ждет, и, наконец, я угрюмо говорю ему:
– Я сам хотел бы знать это.
В глубине души я твердо убежден, что, как он ни хитри, я все равно ни куда не поеду.
– Вот я и говорю, – соглашается со мной Спирин. – На будущий год надо ставить бурение, но если мы не знаем, есть там руда или нет, то какое уж тут бурение. Съемку участка необходимо закончить. Не так ли?
Я смотрю на обведенное черным карандашом пятнышко участка Климова. Наши участки соседние. Заинтересованность здесь больше всех моя. Работу на своем участке я завершил раньше других. Деться некуда. И чем больше я смотрю, тем яснее мне, что съемку участка производить должен именно я. За этим и приехал сюда Спирин. За этим он и привез сюда Дёмушкина. А дома меня ждут. Жена Ирина, сын Витёнок. Когда я уезжал, он был совсем маленький. Красный, курносый, с припухлыми щечками и синими глазами. Пять месяцев я ждал встречи с ними. И вдруг заболел Климов, и я смотрю в карту и вижу, как мой дом, Ирина, Витюшка отодвигаются дальше, дальше, и вот я уже ничего не вижу, кроме черного пятна участка Климова.
Конец ознакомительного фрагмента.