Черный ураган. Честный Эйб
Шрифт:
— А чей же?
— Моих старых друзей Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
— Слышал, — удивлённо сказал Белл, — это коммунисты, которые живут в Лондоне? Что им до гражданской войны в Америке?
Вейдемейер бросил на него сверкающий взгляд.
— Дорогой майор Белл, — сказал он, — мои друзья в Лондоне всегда с теми, кто сражается за свободу во всём мире!
Подполковник Вейдемейер был непримирим. Он презирал «маленького Мака» и генералов — медлителей из Вашингтона.
— Надо гнать в шею уступчивых генералов, маменькиных сынков и жирных дельцов, —
— Я сам рабочий и земляк Линкольна, — сказал ему Том Белл, — и я верю в президента.
— И я агитировал за него на выборах, — буркнул Вейдемейер, — но я не понимаю, чего он ждёт. Юг — это не страна а боевой лозунг. Южан можно убедить только насилием.
— Линкольн не торопится и не отступает, я его знаю, подполковник. Подождём…
Но Вейдемейер был не из тех людей, которые могут спокойно ждать. Он добился назначения в долину реки Каррент, где действовал невидимый Колмен.
Всё жаркое лето 1862 года ушло на поиски противника. Дубовые рощи хранили молчание, реки неслышно несли свои воды, ястребы парили в глубоком синем небе. Может быть, они оттуда, видели всадников в серых куртках, но хищник хищника не выдаст. В конце августа удалось напасть в лесу на патруль бандитов и взять нескольких пленных. Они клялись, что не знают, где лагерь их начальника. Это знал только адъютант Колмена, белобрысый юноша со шрамом на лбу, по прозвищу «Ринго-Котёнок».
Вейдемейер пришёл к нему в тот же день вместе с Беллом. Ринго сидел возле стола, подперев голову рукой, и смотрел на дальние синие рощи. Лицо у него было неподвижное и казалось сонным.
Подполковник молча несколько минут изучал пленника. Между бровями у Вейдемейера появилась тяжёлая складка.
— Может быть, вы согласны назвать своё подлинное имя? — спросил он.
Ринго молчал.
Вейдемейер запустил руку за пазуху и вытащил оттуда тщательно сложенную бумажку.
— Нед Снукс, — сказал он, — я привёз вам письмо от вашей матери.
Ринго вздрогнул, опустил обе руки и вперился взглядом в бороду подполковника. Потом он протянул руку и взял письмо.
Пока Ринго читал письмо, Белл недоуменно смотрел на своего начальника. Лицо у него было такое же неподвижное, как у адъютанта Колмена. «Нашла коса на камень», — подумал Белл.
Ринго бросил письмо на стол.
— Она писала под вашу диктовку? — спросил он.
Это были его первые слова за сутки.
— Она принесла мне это письмо в штаб, — сказал Вейдемейер.
Ринго думал несколько минут. Потом он повернулся к подполковнику и проговорил раздельно:
— Короче говоря, вы не узнаете, где лагерь Колмена. Когда меня расстреляют?
— Вас не расстреляют, — отвечал Вейдемейер.
— Вы хотите сказать — «под условием»…
— Без всяких условий. Что вам пишет ваша мать?
— Вы не читали?
— Перестаньте валять дурака, Нед! — сказал Вейдемейер. — У нас нет привычки читать чужие письма.
— Она пишет… — с усилием промолвил Ринго, — она пишет, чтоб я вернулся домой.
— Возвращайтесь.
— Чтоб
— Нед, — сказал подполковник, — где вы раздобыли этот шрам на лбу?
— Это вас не касается.
— Меня всё касается, Нед. Когда вы сидели в тюрьме, у вас не было шрама.
— А! — сказал Ринго. — Вы и это знаете? Вы, пожалуй, знаете, за что я сидел в тюрьме?
— Отлично знаю. За покушение на убийство. Вы замахнулись ножом на шерифа, который назвал вашу мать «воровкой».
— Гм… — пробормотал Белл, но подполковник не обратил на него никакого внимания.
— Ваша мать никогда ничего не крала. У вас в доме нашли мешок с бобами, который вы сами украли на станции.
— Значит, я вор? — спросил Ринго.
— Не думаю, — сказал Вейдемейер. — Полагаю, что вас подбили молодцы, которые курят трубки, сидя на станционном заборе в ожидании вечернего поезда.
— Это неверно, — отвечал Ринго. — Они меня не подбили. Нам с матерью нечего было есть.
— Конечно, голод не тётка, майор, — продолжал подполковник, обращаясь к Беллу, — и заметьте, что я никогда не бывал на этой станции, но это типично для южных штатов. Отец этого мальчика, по справкам, был нищим батраком, мать — прачка…
— Мы никогда не просили милостыни! — взорвался Ринго.
— Совершенно верно, Нед. Вы предпочитаете убивать безоружных женщин — таких, как ваша мать.
Ринго вскочил на ноги. Белл взялся за рукоятку револьвера, но Вейдемейер сделал ему предостерегающий жест рукой.
— Я не убивал! — крикнул Ринго.
— Понимаю, — сказал подполковник, — вы помогали Колмену убивать.
— Наоборот, я заступался за них! Я…
— Ах, вот что, — спокойно сказал Вейдемейер, — теперь понимаю, откуда у вас шрам на лбу. Это работа Колмена?
Ринго сел и подпёр щёки обеими руками. Лицо у него было красное.
— Вы не узнаете, где его лагерь, — процедил он.
— Как видите, я ни разу не спросил об этом. Вы желаете вернуться к вашей матери?
— Я желаю быть расстрелянным, — проронил Ринго после минутного молчания.
— Это плохой выход из положения, мой дорогой Нед…
— У нас считается, что, если ты попал в плен, тебе нет дороги обратно.
— Так считает Колмен, — спокойно возразил Вейдемейер, но как считает Нед Снукс? И что я должен сказать матери Неда Снукса? Что Нед пожелал расстаться с жизнью по своей доброй воле?
Ринго молчал.
— Подумайте об этом, Нед. Мы не торопим вас.
Вейдемейер направился к выходу. Белл последовал за ним.
— Однако он заговорил, — сказал Белл, когда они вышли на крыльцо.
Вейдемейер улыбнулся.
— Я плохой педагог, — сказал он, — но чувствую, что этот восемнадцатилетний парень вовсе не уголовный преступник. Я это почувствовал уже тогда, когда мне рассказали подробности его биографии. Мать его добрейшая, работящая женщина.
— И всё-таки я бы расстрелял его, — вмешался капитан Люттих, — чтобы другие помощники Колмена трижды задумались, прежде чем убивать людей и поджигать фермы.