Черный ворон
Шрифт:
– Что там нужно делать?
– Для начала – пылесосить ковры, стелить постели, подавать гостям кофе...
– Горшки выносить? Подтирать за ними?
– Это вряд ли. К тому же тебе ведь и такая работа не в новинку. Правда, мягко выражаясь, на другом уровне. Если не ошибаюсь, в той самой комнате, где мы сейчас сидим...
– Спасибо. Мне это неинтересно.
– Погоди отказываться. Это будет только начало. Как бы испытательный срок. Присмотришься, подучишься, а главное – к тебе присмотрятся. И предложат более интересную, ответственную работу.
– А именно?
– Возможности самые широкие. Можешь, например, годика через три оказаться в каком-нибудь нашем представительстве, скажем, в Париже.
«Странный человек. То в бараний рог, а то – в Париж. Чего ему все-таки надо?»
– Работа чистая, культурная. С серьезными надбавками, так сказать, за вредность. Оклад горничной – восемьдесят пять рублей.
Таня невольно усмехнулась.
– Погоди смеяться и слушай дальше. Каждый штатный работник резиденции получает два оклада, ежемесячную премию в сто процентов оклада, квартальную премию в триста процентов, пособие на дополнительное питание, соцстрах и транспортные. Так что даже по самому минимуму получается без малого пять сотен в месяц. Интересно?
– Интересно. Это за кофе в постель? У нас на стройке ребята, чтобы двести наколотить...
Чернов нахмурился и прервал Таню:
– А вот это не твоего ума дело. У нас даром никому денег не платят... В общем, если согласна, я уполномочен подписать с тобой трудовое соглашение и выплатить тебе подъемные в размере четырехсот пятидесяти рублей.
Он залез в портфель и вынул оттуда прозрачную папку с бумагами и нераспечатанную пачку пятерок.
«Новенькие, – подумала Таня и с трудом отвела от синей пачки взгляд. – У нас даром никому денег не платят».
– А как же быть с пропиской? – спросила она, намеренно меняя тему разговора. – Ведь если я соглашусь, мне придется уволиться из треста. Что же тогда – в Хмелицы по этапу?
– Молодец, – сказал Чернов. – Правильно ставишь вопрос. И ответ на него у меня уже есть... Ты, наверное, слышала, что есть в нашей стране такие паразиты, отщепенцы, как правило, определенной национальности, которые не умеют ценить того, что дала им Родина, и бегут отсюда, как... – Он хотел сказать: «как крысы с корабля», но вовремя остановился. Тогда получилось бы, что корабль этот тонет, – как последние сволочи. После них остаются квартиры, удобные, в хороших местах – хозяева себя никогда не обижали... Есть, например, одна в деленном особнячке на Фонтанке. По ордеру однокомнатная, но комната эта – бальный зал. Сорок четыре метра. Камин, витражи, потолки пять метров с лепниной. Как устроишься к нам в резиденцию, начнем оформлять эту квартирку на тебя, если, конечно, глянется тебе такое жилье... Вот, кстати, и смотровой ордер. Осталось только дату вписать.
Он извлек из папки две бумажки и протянул Тане. Одна была красиво отпечатанным бланком трудового соглашения, вторая – ордером, заполненным и с печатью. Таня стала читать ордер.
– Постойте-ка, – сказала она, – здесь ошибка. Написано «Приблудова Татьяна Валентиновна». А ведь я уже Ларина.
– Ошибки нет, – сухо сказал Чернов. – Тут вот какое дело: резиденция, в которую ты поступаешь на работу, находится на балансе областного комитета партии, а мать Ивана, Марина Александровна, работает там, так же, как и я. И получается, что мы берем на работу невестку нашего же работника. А мы обязаны не только всячески искоренять семейственность и кумовство, но и находиться в авангарде борьбы с подобными негативными явлениями. Поэтому придется вам временно развестись – чисто фиктивно, разумеется... Ну, и во избежание всяких кривотолков насчет морального облика некоторое время пожить отдельно. А через годик, глядишь, если еще не остынете друг к другу, можно и обратно под венец... Вот у меня и заявление готово от твоего имени, только подписать осталось.
Таня окаменела. Чернов положил листок с заявлением прямо перед ее глазами. Она смотрела в бумагу, не видя ни буквы.
– Оформят за полчаса, – продолжал Чернов. – Видишь, адресовано не в суд, а в загс. Детей вы не нажили, не успели, имущества совместного тоже. Да и паспорт твой прежний пока еще цел. Так что подписывай – и начинай новую жизнь. А мне пора. Засиделся я тут с тобой.
Таня не шелохнулась. Чернов вздохнул, достал из портфеля черную авторучку с золотым пером, раскрыл и вложил в руку Тане.
– Ну, давай!
Таня медленно, как во сне, отложила ручку в сторону и столь же, медленно подняла глаза на Чернова. Щеки ее налились пунцовым румянцем.
– Так вот для чего вам все это понадобилось, – тихо проговорила она. – Как вы могли? Вы! Вы! Отец Павла!
Последнюю фразу она выкрикнула, встала, опрокинув стул, и приблизилась вплотную к Чернову. Он тоже встал. Оказавшись рядом с ним, Таня, несмотря на переполнявшую ее ярость, невольно отметила, что он, оказывается, уступает ей в росте и с каждой секундой становится все ниже. Теперь уже она разрасталась, заполняя собой весь объем комнаты, и казалось, что еще немного – и она расплющит Чернова, лишив его жизненного пространства, или испепелит драконьим огнем своего гнева.
Чернов отступил на два шага и издал звук, настолько неожиданный, что Таня остановилась как вкопанная и мгновенно уменьшилась до обычных размеров.
Дмитрий Дормидонтович смеялся. Добродушным, заразительным смехом, напомнившем Тане смех Павла.
– Пять баллов тебе! – сказал он, не переставая смеяться, проворно сгреб со стола бумаги, порвал их на мелкие кусочки, а деньги положил в карман. – Ваньку-шельмеца поздравляю! Не ожидал! Таня смотрела на него в полном недоумении.
– У-фф! – сказал, отсмеявшись, Чернов и сел. – Танечка, будь добра, поставь еще кипяточку. Я тебе все объясню.
Таня, двигаясь как робот, взяла ковшик и вышла с ним в коридор. Соседей не было, лишь ребята в черных костюмах по-прежнему стояли возле дверей.
Ковшик был небольшой, и вода закипела быстро. Когда она вернулась в комнату, на столе увидела пеструю жестянку с каким-то импортным чаем, а
Чернов стоял у окна и курил.
– Завари-ка вот этого и садись, – сказал он.
Таня засыпала нового чаю в заварной чайничек, залила кипятком и послушно села; – Понимаешь, Марина Александровна, мать Ивана, уже четверть века мой личный секретарь. Ваш брак ее расстроил ужасно, так что она не могла работать. А работа у нее очень ответственная, и пришлось принимать меры. Она вбила себе в голову, что ты окрутила Ивана из корысти, позарившись на его жилплощадь, прописку, социальное положение и еще черт знает что... Требовалось проверить ее подозрения – быстро и окончательно. Так было надо. Извини.
– Но... но все, что вы говорили насчет прописки...
– Полная ерунда. Тебе любой юрист разъяснит. Можете жить здесь, сколько хотите, можете прописаться у Ивана, если он оформит отдельный ордер, а это просто.
– Лучше мы будем жить здесь, – твердо сказала Таня.
– Естественно, – согласился Чернов. В дверь просунулась мужская голова с ровным пробором и сказала:
– Дмитрий Дормидонтович, со «Светланы» два раза звонили. Не знают, начинать ли.
– Позвони, скажи Давыдову, пусть начинают без меня, но генеральный пусть пока не выступает. Через полчаса буду... Ну, прощай, хозяюшка. Если Ванька куролесить начнет, ты мне скажи, вдвоем мы его быстренько приструним...