Черный ворон
Шрифт:
Лидия Тарасовна рассеянно улыбнулась.
– Надо же, через столько-то лет пригодилось... Больно? Ничего, до свадьбы заживет. В общем, посиди, доченька, подумай.
– Я тебя ненавижу... – прошептала Елка.
– Это ненадолго, – сказала Лидия Тарасовна. – Потом всю жизнь благодарить будешь. – Она направилась в прихожую.
– Я... – проговорила ей вслед Елка. – Я жду от него ребенка.
У самой двери мать развернулась, подошла к дивану и, нависая над дочерью, занесла руку, как для удара. Елка закрыла лицо руками.
– Не физдипи, –
– Чтоб ты сдохла, – шепотом сказала Елка. Лязгнула вторая, железная дверь. В ней повернулся ключ. Елка немедленно вскочила с дивана и подбежала к окну. Лидия Тарасовна вышла из подъезда и что-то объясняла шоферу поданной по ее распоряжению «Волги». Потом она села в машину и уехала.
– Спокойно, – приказала себе Елка. Для начала она все проверила. Дверь действительно заперта снаружи. Из телефона в отцовском кабинете действительно вынута мембрана. Но в ее сумочке остались ключи, в том числе и тот, от железной двери. Значит...
Она выглянула в окно. Хоть бы кто-нибудь... Есть!
– Тетя Маша! – крикнула она. – Меня тут заперли по ошибке! Выручайте. Я вам ключики скину...
В душе Рафаловича было полное, катастрофическое смятение. Это состояние было настолько ему не свойственно, что он никогда не мог понимать его в других, считал выдумкой писателей и уловкой слабаков. И сейчас, стоя возле ее дома, он желал, мучительно, всем сердцем желал – но чего? Немедленно, прямо сейчас увидеть ее и обнять? Не видеть ее никогда в жизни? Схватить ее и унести куда-нибудь на край света и бросить все остальное к чертям? Просто бросить все к чертям, включая и ее?
«Вот бы кого-нибудь не было вовсе, – подумал он. – Ее или мамы. Нет, не то чтобы умерли, а так – не было, и все. Или меня...»
В Елкин дом он проник не дальше милицейского поста на первом этаже. Старшина, проверив его документ, вежливо сообщил, что пропустить его не может, поскольку в данный момент в указанной квартире никого нет. Конкретно Елена Дмитриевна?
Старшина смерил Рафаловича долгим, оценивающим взором и только потом сказал, что Елена Дмитриевна вышла с большим чемоданом минут пятнадцать назад. Куда? Неизвестно. Нет, передать ничего не просила.
Где же, где искать ее? Ведь надо, позарез надо с ней встретиться! Или позарез не надо?
Они встретились. Уже под вечер, когда Леня, который решительно не мог сейчас идти домой, к матери и уже не мог оставаться один, решил наведаться в родную «чурбаковую» общагу. Сам он выбыл оттуда дней десять назад, но оставалось еще много братвы, дожидающейся прибытия денежного довольствия с мест службы, да и коек свободных летом навалом. В картишки перекинуться, может, выпить немного или просто потрендеть – что угодно, лишь бы снять это идиотское состояние. А завтра, на свежую голову, разобраться,
Она шла навстречу ему по перрону и умудрялась сохранять гордую походку, даже согнувшись вбок под тяжестью чемодана.
– Елка! – Он кинулся к ней (в конечном счете, радостно!).
Она смерила его странным взглядом и попыталась пройти мимо, но он вцепился в чемодан, и она остановилась.
– Откуда ты?
– Из твоей казармы.
– Погоди, какой еще казармы?
– Ну, общежития. Меня туда не пустили. Я посидела у фонтана с другими девочками. И имела с ними очень интересную беседу. Я узнала, как нежно ты любил меня за этот год, сколько раз и с кем, конкретно...
– Елка, постой...
– А потом вышли твои сокурсники, разобрали девиц, а мне сказали, что ты там больше не живешь. Хотя твоя мамаша заверила меня по телефону, будто ты отправился в свое училище. Интересно, кто врал – ты ей или она мне? Хотя не все ли равно?
– Елка...
– Пусти меня. Я сама донесу.
– Я... Я люблю тебя.
Она резко отпустила ручку, так что Леня не удержал чемодан, и тот встал между ними.
– Ах, любишь?.. Что ж, докажи. Я ушла из дома, я не могла там больше оставаться... Вот она я – вся здесь, со всем приданым. Забирай меня, рыцарь!
– То есть подожди, ты совсем, ушла из дома?
– Что это ты так взволновался?
«Она – она отреклась от комендантского семени, – неожиданно подумал Рафалович. – Она чиста теперь. Надо немедленно сообщить маме».
– Стой здесь! – крикнул он Елке. – Стой здесь и никуда не уходи! Я сейчас! Елка скривилась.
– Куда ты, если не секрет?
– Маме, надо срочно позвонить маме!
Он побежал по платформе к вокзалу, не заметив, как побелело ее лицо.
В автомате трещало, он почти не слышал слов матери, да и не вслушивался в них. Да и мать едва ли могла понять его; он говорил сбивчиво, все громче и громче, переходя на крик:
– Мама, она теперь моя-моя, только моя. Она ушла из дому, ушла от своих, от того, чего ты боялась! Она чиста! Мы едем! Едем к нам.
Он бросил трубку и побежал обратно на перрон. Елки не было. Он осмотрелся с глупым видом и вновь кинулся под навес вокзала...
Он нашел ее на площади. Она стояла в очереди на такси с гордо поднятой головой.
– Лена! – крикнул он, схватив ее за руку и разворачивая к себе. – Едем к нам!
Она, прищурившись, посмотрела на него.
– Мамочка одобрила, да?
– Да... Постой, ты о чем?
– Ну как же? Она объяснила тебе, что твоя шикса просто немножко взбесилась, но остается-таки дочкой «того самого Чернова», – Елка заговорила картаво, с утрированными местечковыми интонациями: – И она все равно вже помирится со своим папашем и своим мамашем, и Рафаловичи-таки будут иметь себе с такого брака полный цимес...
– Что ты несешь?
Он больно сжал ее руки повыше локтей. Она резко вырвалась.
– Где вы – там всегда ложь, грязь, предательство...