Черный всадник
Шрифт:
Юрась задумался. С Кара-Мустафой его крепко связал прошлогодний поход на Чигирин, за время которого он хорошо изучил потайные струны души великого визиря. Этими струнами прежде всего были два чувства — властолюбие и стяжательство. Так, может, ему, Юрию, сыграть на них?
Гетман оживился. В усталых глазах блеснули искорки. Пристально взглянув на чауша, он сказал:
— Ага устал?
— Да, эфенди, — ответил тот.
— Но утром, пораньше, придётся тронуться в обратный путь… Ага должен отвезти важное письмо паше и подарок великому
— Слушаюсь, эфенди, — вытянулся чауш.
Юрась повернулся к Многогрешному:
— Свирид, распорядись: Омар-оглу и его людей хорошенько накормить и поместить на ночёвку в тёплых хатах, потому что отдых у них будет недолгим. Они должны выехать из Немирова вместе с крымчаками, а те обычно трогаются до восхода солнца.
— Понимаю, пан гетман, — поклонился Многогрешный и вместе с чаушем и Младеном вышел из покоев.
Спустя некоторое время он вернулся и доложил, что весь отряд чауша уже размещён в Шполовцах и что Омар-оглу ожидает новых распоряжений.
— Свирид, ты поедешь с ним в Каменец, — приказал гетман. — Повезёшь подарки великому визирю и паше Галилю.
— Я? Подарки?.. — Видно было, что Многогрешному это не по нраву, однако он вовремя спохватился и прибавил: — Как прикажете, ясновельможный пан гетман!
— Но подарки будут необычными… — Юрась выдержал паузу, оба его собеседника выжидательно смотрели на него. — Это — девчата…
— Какие девчата?! — одновременно воскликнули Многогрешный и Азем-ага.
— Адике и Стёха.
Многогрешный и Азем-ага удивлённо переглянулись:
— Но они не пленницы!
— Ну так что? Их согласия никто не спрашивает. Вы тайно схватите их, передадите Омар-оглу — никто и знать не будет, куда они делись… А сами пустим слух, что их захватили с собой крымчаки. Это вполне правдоподобно. Они ещё ни разу не возвращались с Украины без ясыря… Вот почему Омар-оглу должен выехать из Немирова вместе с ними.
Оба подчинённых Юрася долго молчали, ошеломлённые услышанным. И хотя они хорошо знали непостоянство и неуравновешенность гетмана, у которого частенько случалось семь пятниц на неделе, такое для них было полной неожиданностью.
— А что скажут родные этих девчат? — спросил наконец Азем-ага.
— Гм, родные!.. — пренебрежительно усмехнулся Юрась. — О Стешиных нечего и говорить… Двое стариков… Зато брат Адике будет счастлив, когда узнает, что его сестра — жена или наложница великого визиря… Перед ним откроются пути к высшим должностям в войсках падишаха. А тем временем пускай щенок кусает себе локти с досады и горя. Если же аллах лишит его разума, пусть гонится за крымчаками…
Азем-ага склонил голову, давая понять, что он согласен с этими доводами. Действительно, они показались ему достаточно обоснованными. Видимо, гетман, запершись в спальне после скандала, все досконально обдумал. Сам же Азем-ага тоже не останется в накладе. Если подарок великому визирю понравится — в этом можно было не сомневаться, — то визирь не обойдёт и его, Азем-агу, своим вниманием. Благосклонность же второго после султана человека в империи чего-то да стоила!..
В разговор вмешался Многогрешный:
— Нелегко будет взять девчат. В хате три воина. И все трое — турки…
Намёк был достаточно прозрачен.
— Азем-ага на эту ночь отошлёт их в караул куда-нибудь подальше, — резко ответил Юрась. — А ты, Свирид, с надёжными людьми переоденешься в татарскую одежду и сделаешь по-тихому все, что требуется. Понял?
— Да, ясновельможный гетман.
— Вот и ладно. Идите, а я немного отдохну…
7
Выйдя из гетманского дома, мурза Кучук взял под руку салтана Гази-бея, быстро оглянулся по сторонам и, убедившись, что их никто не услышит, сказал:
— Завидую тебе, салтан: какую-нибудь неделю или две спустя ты будешь дома… Желаю счастливого пути!
— Благодарю, мурза. Тебе тоже недолго осталось тут околачиваться, весною помчишься в свой Буджак…
— Да, но ты забываешь, что со мною здесь сын… Совсем затосковал парень, рвётся домой. Не мог бы ты прихватить его с собой, салтан?
— Но я не намерен заезжать в Аккерман, мурза…
— Не нужно заезжать… Твой путь лежит мимо северных буджакских улусов, там он со своими спутниками отделится от тебя и повернёт к дому…
— Ладно. Пускай едет!
Кучук ещё раз оглянулся и понизил голос:
— Но он будет не один…
— Кто же едет с ним?
— Полонянки…
— А-а, понимаю, — улыбнулся салтан. — Чора влюбился? Или, может, ты, мурза?.. Якши, охотно помогу вам… Ведь у меня жена гяурка. Да и у тебя, насколько я помню…
— Да. Аллах позволяет правоверным брать в жены гяурок… По правде говоря, среди них много красавиц…
— О-о, да ещё каких! — восторженно воскликнул салтан.
— Благодарю тебя, Гази-бей. — Мурза пожал собеседнику руку. — Об одном прошу тебя — никому ни слова!
— Охотно обещаю. Тем более что это мне ничего не стоит! — Салтан весело рассмеялся.
— Когда выезжаешь?
— До рассвета тронусь… Теперь день короткий, а я хочу по дороге заглянуть в окрестные села, чтобы не с пустыми руками возвращаться в Крым. Ха-ха-ха!
— Чора не заставит себя ждать. Будет вовремя!
Они расстались, и каждый пошёл своей дорогой: Гази-бей к воротам, а Кучук нашёл сына и с ним, никем не замеченный, скрылся между постройками. Переждав там некоторое время, пока все разошлись с площади, выглянул из-за угла и шепнул:
— Пошли!
Они прокрались мимо гетманского дома, мимо заметённых снегом конюшен, откуда слышалось фырканье лошадей, и быстро направились к дому, отведённому гетманом для семьи Звенигоры и трех янычарских старшин. Там из окон струился свет. Кучук остановился у плетня, заглянул во двор и, приложив ко рту ладони, трижды глухо кашлянул: