Черный
Шрифт:
Он сжал мне рукой плечо и посмотрел прямо в глаза - в лице его были страх, ненависть, тревога за меня.
– Ты хочешь, чтобы тебя убили?
– спросил он.
– Что я, сумасшедший?
– Тогда научись ради всего святого жить. Ведь это же Юг, парень, - Юг!
– Ну, знаешь!
– взвился я.
– Ладно бы это говорили мне белые, но ты!
– Ага, вот оно!
– торжествующе закричал он, тыча в меня пальцем.
– И все это у тебя на лице написано. Ты никого не слушаешь, гнешь свое и всего хочешь добиться с налету. Я помочь тебе стараюсь, а ты уперся
– Он умолк и огляделся по сторонам. Потом произнес тихо и значительно: - Дик, дружище, ведь ты черный, неужели не понимаешь _черный_!
– Чего ж тут не понимать, - сказал я.
– Так и веди себя, черт подери, как положено черному!
– со злостью закричал он. И принялся перечислять, сколько мест я переменил за лето.
– А ты откуда знаешь?
– удивился я.
– Белые следят за неграми, - объяснил он.
– И все друг другу передают. А мой хозяин, янки, мне рассказывает. Ты у них на примете.
Неужели это правда? Неужели Григгс не врет? Какой он странный, этот мир белых! Неужели я никогда его не пойму?
– Что же мне делать? Научи, - смиренно попросил я.
– Я хочу заработать денег и уехать, больше мне ничего не надо.
– Научу, дай срок, - пообещал он.
В эту минуту из магазина вышла какая-то дама и двое мужчин, я посторонился, поглощенный тем, что сказал мне Григгс. А он вдруг как схватит меня за руку да как дернет, я даже отлетел на несколько шагов в сторону.
– Ты что, сдурел?
– накинулся я на него.
Григгс ощерился, потом захохотал.
– Это я учу тебя убираться с дороги, когда идут белые, - сказал он.
Я поглядел на людей, которые вышли из магазина: действительно, они были белые, а я сначала и не заметил.
– Теперь понял?
– спросил он.
– Не лезь белым под ноги, им это не нравится, - раздельно произнес он, чтобы дошло до моего сознания.
– Да, теперь я понял, - прошептал я.
– Дик, я к тебе как к брату отношусь, - сказал он.
– Ты ведешь себя с белыми, будто не знаешь, что они белые. И они это видят.
– Господи, да не могу я быть рабом, - в отчаянии простонал я.
– Но ведь есть-то тебе надо, - возразил он.
– Ты прав, есть мне надо.
– Вот и веди себя соответственно, - принялся втолковывать он мне, ударяя себя кулаком по ладони.
– Когда ты с белыми, ты сначала подумай, а уж потом говори, сначала подумай, а потом делай. С нами, черными, веди себя как хочешь, а с белыми нельзя. Они не потерпят.
Я, не щурясь, глядел на утреннее солнце и думал: скоро мне исполнится семнадцать лет, неужели это проклятие будет тяготеть надо мной всю жизнь? Григгс говорит правду, но я не могу, органически не могу рассчитывать и обдумывать каждый свой шаг, не могу взвешивать, измерять, сообразовывать. Могу притвориться ненадолго, но потом забываю о своей роли и начинаю вести себя просто как человек, а не как негр, и вовсе не потому, что я хочу кого-то оскорбить, нет, я просто забываю об искусственных барьерах между расами и классами. И мне безразлично, белые это или черные, для меня все одинаковы. Я вздохнул, рассматривая сверкающие бриллианты в витрине, кольца, аккуратные ряды золотых часов.
– Наверно, ты прав, - наконец проговорил я.
– Нужно следить за собой, переломить себя...
– Нет-нет, - прервал он меня, смутившись. Кто-то входил в магазин белый, и мы на минуту умолкли.
– Может, ты решил, что я - дядя Том, так ты ошибаешься. Я этих белых ненавижу, они для меня хуже чумы. Но показывать свою ненависть я не могу - убьют.
– Он смолк и оглянулся, не слышит ли нас кто из белых.
– Как-то при мне один пьяный негр сказал: "Они белые, мы черные, а дерьмо у нас воняет одинаково".
Я неловко засмеялся, провожая глазами белые лица прохожих. Григгс тоже прыснул, но сейчас же зажал рот руками и слегка присел - бессознательный жест, который должен был скрыть его неумеренное веселье в присутствии белых.
– Вот как я к ним отношусь, - с гордостью сказал он, когда приступ смеха у него прошел. Он посерьезнел.
– Над нашим магазином помещается оптическая мастерская, ее хозяин - янки из Иллинойса. Ему нужен рассыльный на полный день летом и на утренние и вечерние часы зимой. Он задумал обучить своему ремеслу цветного. Я скажу мистеру Крейну о тебе и сведу вас.
– А нельзя поговорить с ним сейчас?
– спросил я.
– Ну что ты порешь горячку, подожди!
– взорвался он.
– Это-то, наверное, и губит негров, - сказал я.
– Очень уж долго они ждут.
Я засмеялся, но он лишь с огорчением покачал головой. Я поблагодарил его и ушел. С неделю я ждал, от Григгса не было ни слуху ни духу, я решил, что дело безнадежное. И вдруг он является ко мне домой.
– Вроде выгорело с твоей работой, - говорит.
– Выучишься их ремеслу. Но смотри не зарывайся. Помни - ты черный. Завтра и начнешь.
– А сколько мне будут платить?
– Для начала пять долларов в неделю, а если придешься ко двору, прибавят.
Надежды мои встрепенулись и ожили. Ну вот, не так уж все, оказывается, плохо. Освою ремесло, смогу дальше учиться... Я сказал Григгсу, что согласен, и обещал быть тише воды, ниже травы.
– Ты будешь работать у янки, все пойдет на лад, - сказал он.
В оптическую мастерскую я пришел задолго до открытия. Стоял на улице и повторял себе, что должен быть почтительным, должен обдумывать каждое свое слово, каждый шаг, говорить "да, сэр", "нет, сэр" и вообще вести себя так, чтобы белые не подумали, что я тоже считаю себя человеком, как и они. Вдруг ко мне подошел какой-то белый.
– Тебе чего?
– спросил он.
– Пришел на работу, сэр, - отвечал я.
– А, ну пойдем.
Я поднялся следом за ним по лестнице, он отпер мастерскую. Я немного нервничал, но потом, глядя на этого молодого белого, успокоился, сел и положил шляпу себе на колени. Вошла белая девушка и принялась стучать на машинке. Потом пришел еще один белый, тощий и седой, поздоровался и исчез за дверью напротив. Наконец появился высокий белый с красным лицом, кинул на меня быстрый взгляд и сел за стол. По его энергичной манере было сразу видно, что он - янки.