Черта невозврата
Шрифт:
Все вновь натянули коньки и побежали танцевать под музыку на залитый перед сценой каток.
Официантки в белоснежных комбинезонах ловко вертелись на коньках среди танцующей молодежи, предлагая соки и коктейли.
Следом за американской группой на сцену выскочил рыжий парень.
– Не хря себе! – на этот раз засвистел в восторге тяжело дышащей от катания грудью Александр. – Мой любимый исполнитель! Ширан!
Далее «Пилоты», «Ширан» и «Билли Эйлиш», меняя друг друга, пели почти час.
После
– Всем спасибо! Ребята! Концерт окончен. Среди исполнителей есть несовершеннолетняя Эйлиш! Ей уже пора домой.
И добавила игривым голосом:
– А то родители будут ругаться!
Все от расстройства загудели, как это бывает в конце любых удавшихся мероприятий.
Каролина продолжила:
– Нам тоже пора лететь в Москву. На часах пол шестого вечера!
Есения, обращаясь к Марго:
– Ну давайте ещё часик здесь побудем! Скажи отцу!
– И что мы будем делать?
– Да хоть в снежки поиграем! – Фима кинул снежком в Настю.
Та засмеялась и побежала с горстью снега за убегающим бойфрендом.
К Маргарите подошёл Грегори:
– Я думаю, что надо задержаться.
– Зачем?
– Ты хотела поговорить с отцом. Забывать?
– Нет не «забывать». Обязательно сейчас? В разгар праздника?
– Самый подходящий случай. Он в прекрасном расположении, как это…, духа. Смотри, как я чудесненько говорю по-русски.
– Когда ты хочешь, ты можешь всё, – Марго кивнула и пошла к отцу.
– Пап! А мы можем на часик задержаться здесь?
– Зачем?
– Ребята просят. Всем так понравилось!
– Нет! Нам надо вылетать. Мы не можем задерживать такую толпу людей.
– Так пусть они летят. А мы следом.
– Меня пугали, что в это время здесь бывают туманы или шквальный ветер.
– Ну, папуль! Ветра же нет. И туман, как ты знаешь, опасен только при посадке. Если что – мы сразу улетим!
– Нежелательно, чтобы именно наш самолёт взлетал отсюда последним.
– Что? Здесь никто не остаётся?
– Естественно, нет. Это просто льдина, которую приспособили на весну для посадок самолётов с туристами. С июня Барнео пустует. Опасно здесь летом.
– Ну, папуль! Всего час! И всё! Что за час случится? Ты любишь меня? – дочка повисла на шее отца.
– Хорошо! Хорошо! Час! И ни минуты больше.
Марго вернулась и озвучила:
– Мы задерживаемся на час!
Все захлопали в ладоши и заулюлюкали в восторге.
– Ты с ним поговорила?
– Грэг! Я его задержаться еле уговорила. Давай я к нему перед посадкой ещё подойду.
– Не откладывать решение problems на завтра никогда! – скривил губы жених.
– Я сказала потом! Значит потом! – отрезала Марго.
Рабочие моментально разобрали сцену и палатки. Бульдозер, снегоходы, Феррари, а также различная утварь
Сразу стало немного тоскливо и одиноко. Моторика праздника поутихла. Грузовой самолёт не увёз только скульптуру Марго, ледяные горки, раскладной бассейн и деревянную баню, стоящую чуть в стороне.
– Пора, – вновь напомнил об обещании Грэг.
Маргарита недовольно покачала головой и направилась к отцу.
– Ну что, дочка, летим?
– Летим, летим! – Марго, улыбаясь, повисла у отца на шее. – Папуль, ты же меня любишь?
– Что за вопрос, – отец прижал её к себе и поцеловал.
– Простой вопрос…
– Ну, говори, говори!
– Мне двадцать лет исполнилось.
– И…
– Такая круглая взрослая цифра. Я уже большая.
– Так…
– Северный полюс – это здорово. Всем понравилось. Запомнится на всю жизнь.
– Так-так…
– Ты не мог бы мне ещё и денег подарить?
– Тебе не хватает тех десяти тысяч, что я кладу на твою карточку каждый месяц?
– Мама тоже мне такую сумму даёт. Но дело не в этом. На жизнь мне хватает.
– Хорошо. А сколько тебе надо? И зачем?
– Зачем? Папуль, это секрет.
– Сколько?
– Всего-то двадцать миллионов.
– Рублей?
– Пап, ты совсем что ли?
– Ого! Не понял, зачем тебе так много?
– Тебе жалко для единственной самой-самой любимой-прелюбимой дочурки?
– Нет, но я должен знать.
– Чего ты боишься? Конечно, не на наркотики.
– Я понимаю, понимаю. Не надувай губки. Это тебя не красит. Затеяла разговор на серьёзные темы, изволь быть сдержанной.
– Я так и думала. Ты меня не любишь.
– Люблю. Поэтому и интересуюсь.
– Ну вот скажи, это же для тебя мелочь! Ты вон какие самолеты покупаешь. Чего тут интересоваться?
– Во-первых, не мелочь. А во-вторых, я не хочу попусту волноваться в неведении. Да и мать твоя не согласится.
– Вот уж вспомнил её некстати. Чего это она не согласится?
– Потому, что мы оба не будем спокойны за твою безопасность.
– И при чём здесь моя безопасность?
– При том, что двадцать миллионов долларов у одинокой русской студентки – это очень опасно.