Черта прикрытия

Бэнкс Иэн М.

Она решила изменить тактику и поставить зарвавшегося старого пердуна на место.

Оставив светски-обходительный тон, она спросила резко:

— А что мне за это будет?

— Вы получите определенное... удовлетворение, как только мне будет позволено подробно разъяснить цель своего визита. Впрочем, могут обсуждаться и другие виды вознаграждения.

Все еще глядя ей прямо в зрачки, он спокойно добавил:

— Боюсь, мне придется поторопить вас с ответом. Я вижу, что сюда направляется один из телохранителей господина Вепперса, оказавшийся сообразительнее остальных и обративший на нас с вами внимание.

Она почувствовала восхищение,

смешанное с горечью.

В конце концов, вся ее жизнь протекала под колпаком.

— Когда вам будет удобно? — спросила она.

Она забылась беспокойным сном. Она не рассчитывала заснуть, понимая, что слишком распалена неясным, но очевидно незаконным желанием острых ощущений.

Внезапно проснувшись, она уже знала, что он здесь.

Ее покои располагались на втором уровне верхнего этажа городского дома, охранявшегося тщательнее, чем иные военные базы. В ее распоряжении находились большая комната с гардеробной и en-suite [8] . Два больших окна выходили на освещенные мягким рассеянным светом parterres [9] в окружении садовых скульптур и живых изгородей. Между окнами была устроена зона отдыха — низкий столик, два кресла и кушетка. На них падал частично проникавший через жалюзи свет ночного города, отраженный от облаков.

8

Ванная ( франц.)

9

Цветники ( франц.)

Она рывком поднялась на постели, разметав подушки.

Он сидел в одном из кресел. Она увидела, как он поворачивает к ней голову.

— Доброй ночи, госпожа Юбрек, — сказал он мягко. — Еще раз здравствуйте.

Она замотала головой и тревожно приложила палец к губам, обведя им комнату.

— Нет, — сказал он вежливо, и света было достаточно, чтобы видеть его неизменную улыбку. — Различные устройства наблюдения, которыми оборудована эта комната, не потревожат нас.

Ладненько,подумала она. Сигнализация, получается, тоже не сработает. Она почувствовала себя так, словно ее последняя линия обороны растаяла, как дым. Впрочем, нет, не последняя. Оставалась еще возможность переполошить всех криком. Но едва ли человека, который влез в работу коммуникаторов охраны, вызвал у доктора Сульбазги приступ головокружения и без каких-либо затруднений проник незамеченным в городской дворец Вепперса, можно рассчитывать привести в замешательство обычным криком. Ей снова сделалось немножко страшно.

Кресло, которое он занял, постепенно озарилось светом, позволившим ей увидеть, что он одет точно так же, как и раньше, на торжественном приеме в этот день.

— Пожалуйста, составьте мне компанию, — сказал он, указав на второе кресло.

Она накинула халат поверх ночнушки, стараясь не показывать, как сильно дрожат ее руки. Потом села рядом с ним. Теперь ей показалось, что он изменился: стал немного моложе, лицо уже не походило на ухмыляющийся череп. Он перестал сутулиться.

— Благодарю, что позволили встретиться с вами наедине, — учтиво произнес он.

— Полноте, — сказала она, подтянув колени к подбородку и охватив их скрещенными руками. — О чем будем говорить? Зачем вы все

это затеяли?

— Мне нужен ваш образ. Изображение.

— Изображение?

Она почувствовала себя разочарованной. И это все? Вероятно, он говорит о снимке в полный рост и, уж конечно, в обнаженном виде. Значит, он и в самом деле просто старый извращенец. Вот уж забавно, как вещи, сперва поразившие воображение, показавшиеся романтическими и таинственными, выворачиваются грязной изнанкой наружу и сводятся к банальной похоти.

— Я хотел бы получить изображение всего вашего тела, не только изнутри и снаружи. Каждой клетки вашего тела, каждого атома. Фактически ваше тело предстанет на нем таким, каким выглядит из-за пределов трехмерного пространства, с которым вы привыкли иметь дело.

Она уставилась на него.

— В смысле, как будто из гиперпространства? — спросила она.

Ледедже старалась не пропускать лекций по естествознанию.

Лицо Химерансе расплылось в улыбке.

— Именно!

— Но зачем?

Он пожал плечами.

— Я их коллекционирую. Собираю образы, которые меня восхищают.

— Гм.

— Возможно, госпожа Юбрек, вам покажется существенным замечание, что цели мои не имеют ничего общего с сексуальным вожделением.

— Это хорошо.

Химерансе вздохнул.

— Вы — прекрасная работа, госпожа Юбрек, уникальная, если мне будет позволено сказать. Я отдаю себе отчет в том, что вы личность, индивид, человек очень умный, приятный в общении и привлекательный — для людей одного с вами рода, разумеется. Но я не смею утаить от вас истинную причину интереса, который вы у меня вызываете. Меня привлекли татуировки, от которых вам пришлось пострадать.

— Пострадать?

— Перенести? Я долго думал, какое слово выбрать.

— Нет, ваше первоначальное определение подойдет, — сказала она. — Я и в самом деле пострадала. У меня не было выбора.

— Да, я понимаю.

— Что вы делаете с этими образами?

— Я ими любуюсь. Для меня это произведения искусства.

— А у вас есть сейчас при себе образцы, которые вы могли бы мне показать?

Химерансе подался вперед.

— Вы действительно этого хотите? — Он разом оживился.

— А у нас есть время?

— Есть.

— Тогда покажите их.

В воздухе перед девушкой появилось яркое трехмерное изображение... чего? Ей трудно было догадаться. Безумный, головокружительно сложный вихрь черно-оранжевых линий, воссозданный в таких мельчайших подробностях, что отдельные завитки оканчивались в свернутых пространствах, недоступных ее зрению.

— Это, — объяснил Химерансе, — всего лишь примитивное трехмерное сечение того, что, пожалуй, уместно называть обитателем звездной магнитосферы. Горизонтальные пропорции слегка уменьшены, чтобы придать ему приблизительно сферическую форму. На самом же деле они выглядят так.

Картинка неожиданно растянулась по горизонтальной оси и сжалась по вертикальной, пока скопище черных линий, которое Ледедже рассматривала прежде, не слилось в одну-единственную, примерно метровой длины и менее чем миллиметровой ширины. Маленький символ в углу картинки, напоминавший микроскопическую коробку для обуви со скошенными краями, по-видимому, указывал на сравнительный масштаб изображения. Поскольку девушка представления не имела, что он на самом деле должен означать, проку от него не было решительно никакого. Тончайшая линия, протянутая через пылающую фоновую сердцевину солнца, вновь сделалась толще, приняв первоначальный вид.