Черта: прогулка по грани
Шрифт:
— Я тут буду, — просто сказала женщина, указав на скамью в холе.
— Спасибо, — беззвучно поблагодарил жену Семеныч, уже держа трубку возле уха.
13
— Что б тебя!
Тамара в сердцах саданула кулаком по двери и тут же остервенело затрясла рукой от пронзившей кисть боли.
— Ну что за день? — пожаловалась девушка пустующему подъезду, который ехидным эхом повторил ее слова несколько раз. — Чем я провинилась?
Вопрос конечно ни о чем, и Мара понимала это, но поднятые ворожбой нервы и напрочь испорченное настроение
Подумаешь, ключ заел! Это не причина биться головой о стену! Вот только сказать легко, а следовать совету гораздо сложнее. Ей хотелось закричать во все горло, чтобы хоть на мгновенье почувствовать разрядку.
Сделав несколько глубоких вдохов, Тамара еще раз покрутила ключ, но замок все также отказывался повиноваться и со скрежетом заел на середине оборота.
— Гадина! — еще один удар пришелся в непреодолимую на данный момент преграду. — Как будто специально!
В глубине души девушка признавала, что нынешняя неприятность целиком и полностью ее вина, уже давно стоило поменять сердечник, прокручивающий время от времени, но свободной минутки, чтобы вызвать мастера, все не находилось. И теперь Мара расплачивалась за выказанное ранее пренебрежение бестолковой войной с дверью.
— Томочка, что случилось?
Обеспокоенный голос соседки из восемьдесят второй квартиры и почти забытое обращение прошлись раскаленным ножом по оголенным нервам Тамары.
Томочка, Тома — так называл ее он, несмотря на все протесты и недовольство. Так он приручал ее, желая быть отличным от других, так он искромсал ее душу, когда заявил — я не для тебя.
— Ничего страшного баб Зин, — успокоила девушка соседку. — Замок заел, сейчас открою.
— А, понятно. Ты вроде кричала, — оправдываясь, пробормотала бабушка, глаза которой продолжали светиться неуемным любопытством.
Тамара подавила горестный вздох. "Только баб Зины мне не хватает для полного счастья", — подумала девушка, с удвоенной энергией навалившись на сопротивляющийся ключ.
Зинаида Петровна Тарасова — язык без костей и зоркий глаз в одном флаконе. Все обо всех знает и с удовольствием поделится при случае. Девушка даже предположить боялась, что сегодня прозвучало в ее адрес, когда они с Ланкой укатили на джипе. Ничего хорошего — это точно.
Баб Зина — женщина старой совдеповской закалки, предвзято относилась к современной молодежи, что по ее словам, стыд и совесть утратила еще при рождении. Даже несмотря на то что Мара по мере возможностей помогала пенсионерке — то в магазин сходит, то Чаппи на прогулку выведет — в глазах соседки она оставалась одной из этих неблагополучных нынешних, о которой можно без зазрения совести зубоскалить в кругу скучающих ровесниц.
— Баб Зин, как Чаппик? Отошел?
Единственная возможность отвлечь старушку от собственной персоны — спросить о домашнем любимце, Тамара знала наверняка и не преминула этим воспользоваться.
— Ой, Томочка. Лучше уже. Много лучше, — клюнула соседка, пустившись в подробное описание ветеринарного обследования, которому подвергли бедного песика.
Девушка особо не прислушивалась к эмоциональному повествованию Зинаиды, воюя с непослушным замком и мечтая только об одном, очутиться в тишине своей жилплощади, но поддакивать не забывала.
— Да что вы говорите? Как же так?
— Да, да. Заворот желудочка. Косточку куриную съел, а нельзя говорят.
— Почему же?
— Ой, миленькая, точно не знаю. Доктор сказал, а я что? Я же не разбираюсь. Глупая старуха…
— Баб Зин, что вы на себя наговариваете, — деланно возмутилась Тамара, скрипя зубами. — Никакая вы не старуха, а…
Замок поддался, и Мара чуть не издала победный вопль.
— Поправится Чаппи, баб Зин. Раз доктор говорит, значит, поправится, — девушка заискивающе улыбнулась старушке. — Точно.
— Конечно, Томочка. Я тоже так думаю.
— Вот и хорошо. Вам нельзя нервничать, — Тамара распахнула дверь, ненавязчиво намекая, что разговор окончен.
— Да, да. Ты такая заботливая, — согласилась бабушка, трясущимися руками теребя передник.
— Ну что вы…
— Иди домой, милочка. Устала пади, — кивнула соседка, пятясь в собственную квартиру. — Завтра с Чаппиком погуляешь?
— Конечно, — моментально согласилась Тамара, для которой завтра представлялось настолько далеким, что хоть Чаппи, хоть Педигри — все одно.
— Утречком тогда, да? — уточнила напоследок баб Зина уже сквозь щелку.
— Да, да. Утром, — отозвалась Тамара, ныряя в покой своей квартиры. — Спокойной ночи.
— И тебе, Томочка. И тебе.
Мара закрыла дверь и первым делом отправилась в ванную комнату. Ей срочно требовалось остудиться и привести мысли в порядок, а холодный душ, по мнению девушки, самый верный способ это сделать.
Пустив воду, Тамара торопливо сбросила одежду и, поежившись, шагнула под прохладные струи. В голове набатом гремели слова старухи и предостережение молодой цыганки, высказанное уже на улице, и девушка надеялась, что стекающие по телу прозрачные капли, заберут их с собой, облегчив душу и успокоив сердце.
Уже по дороге домой, разругавшись вдрызг с Ланкой, замкнувшись в себе, Мара окунулась в водоворот воспоминаний, замелькавших пред внутренним взором с быстротой сменяющихся за стеклом очертаний домов. Услужливая память одно за другим подкидывала видения ее обмороков, наполняя их отвратительным содержимым, что так пугало Тамару.
"Но ведь они прекратились, все прошло", — убеждала себя девушка, отчего-то не чувствуя особой уверенности. Где-то посреди ее убежденности затесался маленький островок сомнения, посылающий едва ощутимые сигналы в мозг — это еще не конец. Как бы Тамара не игнорировала эти посылы, они все же достигали места назначения и назойливым червем свербели внутри.
— Все хо-ро-шо, — по слогам выговорила девушка, надеясь, что произнесенное вслух утверждение приобретет материальную форму и скроет за собой все переживания. — Хо-ро-шо! — еще раз, для того чтобы закрепить.
Подсушив волосы, Тамара сделала себе сандвич, наполнила миску неуловимой Джун и устроилась на диване перед телевизором. Сейчас, когда девушка более или менее успокоилась, в ней шевельнулось чувство вины за все те резкие слова, что она в порыве злости вылила на подругу.
— Сама виновата, нечего было темнить, — пробубнила Мара, переключая каналы, но совесть молчать отказывалась.