Черти в Париже
Шрифт:
То да сё.
А ещё: «Зачем его унижать, он хоть и молодой, а тоже свою долю в литературу внёс…»
Ага!
Включите ещё электро–мехсочинителя! Ему всяко половина.
– А это я! Я! Я! Остальное можно делить как хотите.
– Кто это только что орал под кроватью? Ты здесь, Джек? То есть ДЖУ?
И я сунул руку под кровать.
Молчали под кроватью. Но дыхание шло оттуда. Электрическое такое дыхание.
– Хотя, какая это литература, если с механикой! – скажете вы. – Так себе – воспоминалки.
А ведь и за эту ветошь денег отвалили. Один чувак дал аванс.
Накинулись издательства . Началось с «Альтернативы», а потом подхватили другие.
И отвалили деньжищ столько, что он тут же втрое увеличил квартиру.
Поэтому вы
/а вы – это Ксан Иваныч, Бим и Малёха: врозь и вместе, кроме того, все сочувствующие и знающие кое–что друзья упомянутых персонажей/
совершенно справедливо изливаете душу: на любой грандпьянке. Где собралось слушателей больше одного человека.
Можете на правлении Союза Орхитекторов.
Можете после правления: в скверике или на крыльце.
Куря цыгарки, одну за другой.
При этом Шостакович Чочочо не читал.
И Парыжъ не читал. А курить даёт. И даже приглашает. Хотя Кирьян Егорычу это вредно.
Ну что за дела? Классику надо читать при жизни классика, чтобы успеть задать вопросы по существу.
И не умертвлять его сигаретками.
Можете поведать тоже самое даме сердца – в кафе и в постельке.
А можете сболтнуть сидя за рулём, заместо дорожного аудиоряда, мол, типа Ксан Иваныч, а он мало с тех пор изменился:
– Сволочь этот 1/2Эктов. Вся слава и позор ему, а нам хрен с редькой. Поживайте типа как можете, граждане, а он, типа мол, уже закончил. А сюжет откуда? А разве не мы своей шкурой отрабатывали этот сюжет? И ссорились поэтому. И не поэтому, а всяко… но и поэтому тоже. А этот… Эктов, бля, тем временем губил бумагу и наполнял гигабайтами компьютер. Обогатился… Да что мы всё о деньгах, да о деньгах: кончается капитализьмус в Раше, наступает монархичекское благоденствие и социалистический пенсионизмъ… Да идёт он в… в далёкую Далёкку пусть идёт! Со своим баблом. В зад!
Вот одно реальное лицо спросило так: «А с бабами я – когда я автор, а не персонаж – привирал, или это было на самом деле?»
– А негритяночку с Бимом имели, или это вымысел?
Ибо похоже всё на изобразительный гиперреализм – без преувеличения действительности.
Вот что значит сила искусства!
Он же не знает точно – что я делал с «тогушкой» – ну, негритянкой из Того, в туалете: жизнь свою ей рассказывал на любименьком своём русском языке?
Ёбся в натуре?
Или тупо, по постсоветски рылся в кошельке: чтобы честно заплатить по прейскуранту?
Ведь я так воспитан мамой с папой.
Разумеется, речи не стояло о выдаче девочке чаевых, хоть она и фотка–симпотка, и мотик есть… типа мотороллер… так и что?
И, кроме того, так и напрашивалась на интересненькое нечто. Хоть это и не Париж был, а грёбаный Мюних.
Разумеется не отдам лишнего, ага, чаевые в туалете… ну–ну, ибо и самому бабла не хватает. А красоваться перед бабёнкой почём зря, ради того, чтобы она знала – каковы на самом деле эти «кхуеви рюськие»…
В то время, когда завтра в Мюнихе от нас и следа не останется… Кроме, разумеется, романуса, который в то время не был написан…
Ну нахрена в таком случае изображать из себя пэра?
***
Спрашивает этот любопытничающий кентяра, конкретно въехав в сюжет:
– А Бим что делал: в номере целый день? – это пока я, который персонаж – по Парижу бродил. Один!
И рисковал при этом. Жизнью и кошельком.
Воры так и вились за мной.
Лучшие воры Парижа. А я лучший графоман Угадайки!
И что теперь?
За живое его взяло. Вижу! Бим ему интересен, а моя жизнь не очень.
Ага, так я вот всё взял и на голубую тарелку с голубой каёмкой перед ним выложил.
Как же! Дожидайся! Бабки покажи сначала! Зубы журналистские, драконьи, оскаль!
Удостоверенье Первого Канала есть?
Если есть, тогда, может, поговорим.
А если нет, то досвидос!
Короче, были у нас свои тайны, и никогда этому пол–Эктову всего не узнать.
И так далее. Вранья в его книжке не пересчитать. Крокодилы какие–то. В тарелках! В реке! Какие, к чёрту, крокодилы в Париже!
Хотя кое–где славненько прописаны наши похождения.
Местами я даже горд за себя, а Бима бы я прописал ещё больше.
И всем он раздал по полной.
Всё как есть, без особых прикрас.
Хотя нет, преувеличил. Будто в лупе…
И подкрасил ярче. Будто маркерами. Стал китч. А китч это жизнь и правда!
Это с его слов. А «похищнее» – это моё определение, так оно вернее.
Ксан Иваныч, дак тот сказал прямо: «Не буду я этот его грёбаный псевдороман читать, даже и не уговаривайте… и Малёхе своему запрещу».
Угадайкины полки валятся с такой тяжести книги.
Ага, запретит он! Войной пошла коса на камень.
Хотя сначала всё было ровно наоборот. Интересовались поначалу все. Даже я.
Хотя, отвлёкся, с чего я начал?
… А–а, вот.
22. Облако, туман, дым
Собственно, ляжек у Бима нет. Поскольку и сами ноги у Бима – только одно название.
Кряхтелки, а не ноги!
Какие могут быть ноги и мышцы у человека по утрам преимущественно сидящего перед компьютером, забегающего на минуточку на работу: в офис Ксан Иваныча, а после обеда уже начинающего пить пиво.