Чертополох и золотая пряжа
Шрифт:
Интерлюдия 3
Под мерный топот коня Мари рассказывала лесничему события последних дней. Появление в королевском замке дочери мельника вызвало столько сплетен и пересудов, что бедной служанке даже придумывать ничего не пришлось. Попутчик слушал внимательно, изредка задавая вопросы:
— Из Фортгала дева, говоришь? Любопытно…а ты сама как в замке оказалась?
— Ее величеству, королеве Гинерве, понравилось мое смазливое личико, — хмыкнула Мари. — А дальше, главное, быть достаточно глупой, чтобы не замечать очевидных вещей, достаточно
— Да, странно, не похоже это на туат де Дананн…но бирюзовые глаза твоей госпожи о многом говорят, слишком о многом, чтобы это было простым совпадением, — пробормотал мужчина, придерживая коня и вглядываясь в женскую фигуру, идущую навстречу. Он готов был поклясться всеми озерами мира, что еще мгновение назад никого на дороге не было. Как, впрочем, и тумана, расплывшегося по дороге молочной рекой.
«Эх, на все бы мои вопросы так бы быстро находились ответы», — подивился он про себя и спешился. Кем бы ни была эта женщина, встречать ее в седле было бы верхом неприличия.
— Пусть не пересохнут озера в твоих угодьях, — первой поздоровалась она.
— Да расстелятся дороги ровными нитями под твоими ногами, почтенная Эйнслин, дочь Лесного царя.
Мари во все глаза глядела на стоящую перед ней женщину. Высокую, тонкокостную, с удивительно пепельными волосами, собранными в тугой узел, с поразительно знакомыми бирюзовыми глазами, обрамленными сетью мелких морщин.
— Куда путь держишь, дитя глубин?
— К хозяину своему, покорителю и поработителю, важные вести везу, — с несвойственной лесничему дурашливостью произнес эрл Гарен. Мари молча перевела взгляд на него и от удивления вцепилась онемевшими пальцами в поводья. Знакомый образ смывался с эрла, словно грязь с витражного окна. И вот уже перед ней не знатный широкоплечий господин, а незнакомец красоты невероятной, стати неписаной. Глаза что ночные озера, улыбка что ясный день. А из волос черных, растрепанных, вновь водоросли торчат.
Девушка так восторженно смотрела, что келпи не выдержал и беззлобно поддел:
— Муха залетит.
— А…? Ты кто?
— Зови меня Калдер, — подмигнул он Мари и повернулся к стоявшей сиде.
— Прошу простить мою неучтивость, госпожа лесных троп. Чем могу быть полезен?
— Ты — нет, — горько усмехнулась сида. — Можешь идти, рассказывать своему хозяину и другу дурные вести, у него их и так полное решето. Несет и боится расплескать. Одной больше, одной меньше — невелика разница, а я не к тебе, к спутнице твоей пришла. Знала, что одной дорогой движетесь.
Калдер нахмурился, а Мари нашла в себе силы спуститься с лошади.
— Чем могу быть полезна, госпожа? — из-за накатившего страха вместо слов получился скрип, но сида только довольно кивнула.
— Храбрая девочка. Келпи не испугалась, к страшной сиде подошла, за холодное
— Вы не страшная, — только и нашлась, что сказать Мари.
— Да, а так? — Туман поднялся с земли, заклубился, обнял почтенную Эйнслин и отступил на край дороги. И вот перед Мари стоит сгорбленная лохматая старуха в рваных одеждах.
— Зачастую внутреннее уродство прячется за внешней красотой и редко бывает наоборот, — проскрипела сида. Мари сглотнула. Сильно хотелось сорваться и бежать без оглядки. Ведь каждый знает: от волшебного народа добра не жди. С другой стороны, худого ей ничего не сделали. А оскорбишь непочтением дочь лесного царя и всю жизнь будешь на прямой дороге плутать.
— И что, никогда не бывает так, чтобы наперник соответствовал содержимому? — поинтересовалась она, метнув быстрый взгляд на смурного келпи. «Эх, расчесать бы ему кудри», — пришлась не ко двору мысль.
— Бывает, — согласилась сида. — Только вот какая беда. Красота-то, она в душе того, кто смотрит. Ладно, не о том с тобой толкую, а времени между тем мало. Чай не на зачарованной тропе стоим. Хозяйка твоя огнем поклялась, что за короля Гарольда не пойдет. Да еще много чего перед светлым пламенем наговорила, не захлебнуться бы, расхлебывая. А потому как из замка бежать надумает, ты ей от меня клубок-то передай, да скажи, пусть как из замка выберется, да из города выйдет, кинет этот клубочек на дорогу, а сама следом пойдет.
Мари приложила ледяные руки к пылающим щекам.
«Да как же так от брака с королем отречься?! От жизни сытой, безбедной и ради чего? Что за ночь приключиться такого должно? И мне теперь как быть? Где защиту искать?» — девушка вновь посмотрела на келпи. Позовет с собой, нет? Но Калдер молчал, погруженный в собственные мысли. «Ладно, вывернусь. Что-нибудь придумаю. Не в первый раз».
— Спасибо за науку, почтенная Эйнслин, я передам Айлин клубок.
Сида довольно кивнула.
— И еще, Мари, запомни хорошенько: отданное по доброй воле гораздо ценнее взятого силой. А страх — плохой союзник. Хорошей дороги.
Дочь Хозяина Холмов растаяла, словно и не было ее никогда, а Мари уткнулась лбом в лошадиную шею.
— Правду люди говорят: встретил сида — жди беды.
— Зря ты так, гораздо хуже было бы, если бы она не вышла к нам, — Калдер зарылся пальцами в волосы. — Но, видать, материнское сердце болит… Знаешь, бери моего коня. Так успеешь и родных навестить, и к утру в замок вернуться.
— А ты? — Мари не удержалась, протянула руку и выудила из мокрой вьющейся шевелюры келпи длинную водоросль. Мужчина прикрыл глаза, принимая заботу, и произнес:
— А я на своих четырех быстрее доскачу. Береги себя, может, свидимся еще.
После отошел на пару шагов, топнул и обратился в жеребца черногривого с золотой уздечкой. Вымылся, встрепенулся, да только его и видели.
Долго смотрела Мари вслед, да кроме клубов пыли ничего и не разглядела. Утерла предательски увлажнившийся нос и пошла своей дорогой.