Чертополох и золотая пряжа
Шрифт:
— Нет! Доченька, моя дочка! — вопила королева, невзирая на огонь.
Николас метнулся к кровати, сорвал тяжелое покрывало, укутал жену, лишая огонь жизненных сил. Вжал в себя, вдыхая запах горелой ткани и кожи. Захлестнули воспоминания. Николас стиснул зубы, прогоняя их прочь. Поднял глаза на придворных дам и в бешенстве прорычал:
— Что встали, индюшки? Быстро лекаря и таз с холодной водой!
Дамы разбежались, а Николас, чувствуя, как дрожит в его руках супруга, прижимал ее к себе, шепча в волосы слова утешения и извинения. Давина молчала, и лишь сухие всхлипы вырывались у нее из груди.
Вскоре
Они переложили королеву на кровать. Король отрешенно смотрел на тонкие, обожжённые в черноту руки супруги, тисками сжимавшие обгоревшее полено, на зеленые рукава платья в уродливых подпалинах. Вены на его шее вздулись от обуревавшего его горя и гнева. Он медленно повернулся к лекарю.
— Сделай все, что в твоих силах. Я к Ноденсу за помощью. Пусть назовет любую цену.
— Говорят, — произнес врач, не поднимая головы, — у сидов есть шкура, и если завернуться в нее, то она исцелит любые раны. Я погрузил королеву в сон, но с такими ожогами помочь может только чудо.
Николас поднялся и направился к выходу. Ему нужно было это чудо.
У двери король остановился и взглянул на кормилицу, прижимавшую к себе ребенка.
— Во всем виновато это сидское отродье! Она девять месяцев отравляла кровь моей жены и, похоже, не угомонится, пока не сведет собственную мать в могилу. А я буду вынужден терпеть ее под своей крышей, каждый день глядеть в эти бирюзовые глаза и, вспоминать те, другие, в которые так и не успел насмотреться.
Николас ушел, а у кормилицы от страха и пережитого потрясения подкосились ноги, и она медленно осела на пол.
— Если королева умрет, — не отрываясь от работы, произнес лекарь, — то его величество, невзирая на договор с сидами, сделает все, чтобы и малышка не дожила до следующего дня.
— Но клятва же магическая, — одними губами произнесла Грир, но мужчина услышал и горько усмехнулся.
— Магическая. Но это последнее, о чем будет думать король в минуту скорби.
Кажется, что до холмов сидов рукой подать. Выехал из замка, пересек город, свернул в лес и вот они, двери в волшебную страну, стучись. Но на самом деле ведет в Сид не тропа, а намерение. Если гость и хозяин одинаково желают встречи, она непременно состоится. Но если туат де Дананн не захотят видеть незваного путника на пороге, то долго ему придется блуждать в тумане, ища вход в нужный холм. И только крепкая воля, и жажда жизни помогут не сгинуть в чаще.
Ноденс не намеревался принимать короля людей. Он чувствовал угрозу, исходящую от него, и то, что мощь этой угрозы превышает человеческий потенциал. Хозяин Холмов не сожалел о сделке. Уже сейчас было видно, что дочь его сильнее любого из детей богини Дану. А значит, полная цена за ее рождение еще не оплачена, и мироздание обязательно стребует свое. Однако, чем позже это случится, тем лучше…
Долго плутал Николас по непроглядному лесу. Уже и рыцари, его сопровождавшие, сгинули в белесой мгле, и времени счет потерялся. Непонятно, час прошел или день. Ступает копытами конь по мягкому мху, и тонут шаги его в молочной тишине. Кругом словно вымерли все: ни пенья птиц, ни шелеста травы не слышно.
— Я все равно не
Король натянул поводья, останавливая коня. Лес кругом напоминал натопленную мыльню. Душно и ни зги кругом не видно.
— Я пришел к тебе с миром, Ноденс с Холмов! Убери туман и позволь мне пройти!
В ответ лишь насмешливо прокричала птица.
— Значит, так ты встречаешь гостей, — пробормотал Николас и достал из-за пазухи бутылек с зеленой жидкостью. Настойка стоила цену, равную годовому налогу небольшой деревушки, но Николас отдал эти деньги зельевару не моргнув и глазом, ибо от зелья из четырехлистного клевера, способного рассеивать морок сидов, зависели сейчас не только успех мероприятия, но и в целом жизнь короля.
Николас вздохнул и сделал глоток горькой, терпкой настойки. Туман тут же рассеялся, а непослушная тропа легла под ноги. Всадник уверенно направил коня. Через пару часов холм короля Ноденса вынырнул из-за пожелтевших деревьев.
Сид стоял у подножья холма. Его пепельные волосы трепал осенний ветер. У ног, высунув розовые языки, лежали три гончие.
— С какой целью ты, Николас, вновь нарушил древний договор и явился ко мне без приглашения? — прошелестел Ноденс, и темный лес за спиной человека вспыхнул десятками желтых глаз.
— Не со мной этот договор заключался, чтобы я его соблюдал, — прорычал Николас, но потом вспомнил, что здесь он на правах просителя, и поспешил спешиться, — Но к тебе я пришел как к старому другу и почти что родственнику, Ноденс. Давина при смерти.
И без того бледное лицо сида побелело настолько, что стали видны тонкие вены.
— Что произошло?
— Ее безумие стало настолько сильно, что она кинулась в камин за поленом, решив, что там ее дитя. — Николас сжал кулаки. Ему не хотелось говорить об этом, не хотелось признавать свою слабость и просить помощи. Он знал, что толку от этого приезда не будет, но, как утопающий, хватался за любую, даже самую тонкую соломинку.
— Пойдем в холм, только не запирай дверь, ведь время для тебя станет течь иначе.
Николас проследовал за королем сидов. Внутри холма было светло, как днем, а воздух пьянил ароматами. Один прекрасный зал сменялся другим, но Николас шел, ничего не замечая кругом. Наконец перед ними возникло темное, затхлое помещение, освещенное лишь парой болотных огней. У дальней стены перед огромным котлом сидела старая горбатая сида.
— Да, мы бываем и такими, — произнес Ноденс, глядя на изумление гостя. — Если долго жить среди людей, есть вашу пищу и дышать вашим воздухом, то наша магия гаснет, и тело начинает стареть. Однако знания порой ценнее магии.
— Не тебе меня осуждать, среброволосый, — проскрипела старуха, жуя нижнюю губу, — Сам ведь пришел спрашивать о человеческой женщине.
— Раз ты знаешь, зачем я здесь, может, и скажешь, что нужно сделать?
— Скажу. В лечении ран моя помощь не нужна, ты сам обладаешь тем, что способно помочь, а вот с душевной хворью все гораздо хуже. Но девочку можно спасти. У Давины течет тонкая струйка сидской крови, поэтому холмы исцелят ее, но на землю людей она уже ступить не сможет.
— Нет! — прервал ее Николас. — Я не позволю! Сначала вы забрали у меня первенца, теперь и жену хотите. Не много ли?!