Чертополох и золотая пряжа
Шрифт:
— Она налита доверху. Но всякую войну следует заканчивать миром.
— Ты сделал мне довольно зла, правитель каменного леса, теперь хочешь успокоить свой дух договором?
— Все так, — Николас вышел на середину поля. — Слушай мои условия. Ты можешь или согласиться на них, или взять корабли моей супруги и уйти искать новые земли.
— Ты взял Кам в жены? — Ноденс удивленно поднял брови.
— Мы босые трижды при свидетелях обошли вокруг пылающего костра. Это видели мои воины и пленные. Теперь безручка королева Семи Островов. Не переживай, я не брал с нее клятв сверх той, что она сама мне дала.
Ноденс и не беспокоился. Он знал, что нечестивый
— Что ж, прости, что без свадебного подарка. Хотя, нет… погоди. Вот мой дар, запоминай: твоему сыну, рожденному от Кам, я дарю колодец, что стоит посередине Бернамского леса.
— Я позвал тебя требовать, а не просить, — зло бросил Николас, не зная, что ждать от странного дара. — Слушай меня и запоминай. Я милостью своей позволяю тебе и твоему народу жить на моей земле. Отпускаю твоих воинов и не возьму золота за разоренные земли. Но я желаю, чтоб ты исполнил три моих требования: во-первых, ты отдашь мне меч Нуада, во-вторых, скроешь Сид от людских глаз и, в-третьих, все ваши священные рощи отныне подлежат вырубке.
Ноденс глубоко задумался. Он знал, что Николас поставит условия. Но думал, что он потребует реликвии, золото и знания.
— Зачем тебе сокрытие Холмов и вырубка священных деревьев? — спросил он.
— О, тут все очень просто, друг мой. Я желаю, чтобы ты применил свои чары и набросил на Сид покров невидимости для того, чтобы люди со временем забыли о вас и перестали надеяться на ваши знания, силу и магию. Пусть живут своим умом. Это произойдет не сразу. Пройдут поколения, и вы превратитесь в быль, миф, а после и вовсе в сказку. Вам это тоже пойдет на пользу. Но сначала вырубят все священные дубы, ясени и тисы. А вот это я желаю сделать для того, чтобы люди помнили. Каждый, кто шел со мной в бой, каждый, кто оплакивал погибших, кто голодал и болел, будут иметь право вырубать ваши деревья для своих нужд.
— Так надолго леса не хватит.
— Не переживай, Бернамский лес останется цел. Мне нужно место, где можно охотиться.
— Добро. Я готов выполнить твои требования, но мне тоже нужно охотиться. А мои подданные не могут все время жить в Холмах. Дай нам время с Самхейна по Йоль, когда мы смогли бы покидать Сид для празднования свадеб и проведения большой охоты. И… — Ноденс замялся. — Позволь мне забрать не только пленных, но и мертвых. Вы жжете тела, а мы предаем их земле, насыщая ее.
Король, не задумываясь, кивнул. И со всей мощи воткнул Огненное Копье в середину поля.
— Я, Николас Хредель, правитель Семи островов, принимаю в дар от Ноденса с Холмов меч Нуада и обещания скрыть Сид. А также облагаю данью туат де Дананн в священные дубы, ясени и тисы. В ответ на это клянусь, что я и дети мои не поднимут меч на Хозяина Холмов и его подданных, не тронут Бернамский лес и позволят сидам покидать холмы с Самхейна по Йоль.
— Я, Ноденс с Холмов, принимаю требования Николаса из каменного леса и в знак мира передаю меч Нуада в руки его. — Он отвязал с пояса клинок в ножнах и протянул его королю.
Николас принял его и произнес:
— Да будет Огненное копье хранителем этого договора и гарантом его исполнения.
И в третий раз за вечер удивился Ноденс, ибо вросло копье в землю, вспыхнуло, словно факел, и огонь был виден на многие сотни ярдов вокруг.
***
Так завершилась вторая война людей с туат де Дананн. Девять
Кам с отвращением смотрела на свои культи. Колдовать она не могла. У нее, как у всякой сейдконы, основная сила заключалась в руках, а не в словах. Ведь любое магическое слово должно быть подкреплено действием, иначе толку в нем не больше, чем в детском лепете. Правда воительница могла бы плюнуть на мостовую да произнести проклятье позаковыристей. Призвать чуму ей бы, пожалуй, злости хватило. Кам криво улыбнулась, представляя, как каждый уходит с площади, унося в свой дом заразу. Жаль только такие магические болезни заканчиваются так же быстро, как и вспыхивают. Два — три десятка умерших в масштабах королевства — сущий пустяк. Этот надменный королек и не заметит. Э… Нет. Месть, как удар кинжалом, должна быть хорошо подготовлена, безупречно выверена и нанесена в конкретный момент. Тогда одного удара в нужное место будет достаточно. «Будет тебе наследник, глупый король, сам не рад станешь, что со мной связался».
В замке королеве отвели Восточную башню. Николас приказал завесить каменные стены огромными гобеленами со сценами охоты, в углы поставить огромные кадки с живыми деревьями, а на пол постелить зеленый шелковый ковер. В камине всегда горел огонь, но сам очаг был закрыт кованой решеткой. Внутреннее убранство покоев напоминало то, что довелось видеть Николасу в Холмах. Однако двери и окна покоев были отделаны холодным железом, а подпол коридора, где неустанно караулила стража, засыпан солью. Не сбежишь. Но Кам и не планировала покидать башню, во всяком случае живой.
«Сбылось твое предсказание, всевидящая Маха, я стала королевой. Как бы я не бежала от судьбы, она меня нагнала».
Николас приходил каждую ночь до той поры, пока положение Кам это позволяло. Королева была тиха и покорна.
«Надо же — как истинный хранитель ложа. Не дает постели остыть, а жене заскучать», — мыслила Кам, глядя, как колышутся в такт скрипа кровати пыльные складки балдахина.
Умирала и вновь возрождалась луна. Один месяц сменялся другим. Наступила и прошла темная часть года. Люди отпраздновали возвращение короля Дуба. Всюду, сколько хватало взора, расцвел желтым ковром утесник. И вот в один из таких дней в замок вошла увешанная амулетами высокая дородная повитуха. У королевы начались схватки.
— У нее же нет ни капли магии! — Кам потерла культями поясницу. Боль накатывала волнами, но пока минуты покоя длились дольше.
— Естественно, — Николас сидел за застеленным белой скатертью столом и ужинал, — я не собираюсь очередного ребенка отдавать твоим «братьям».
— Больно им надо, — Кам подошла к окну, желая вдохнуть побольше холодного воздуха. Железная оковка доставляла неудобства, но не жгла, как в первые месяцы заточения.
— Так, девки, быстро ставни позакрывали, госпоже волосы расплели, да на кровать ее уложили, — трубой загрохотала повитуха. — Вы, ваша милость, тута сидеть будете, шоб засвидетельствовать, что нелюди ребеночка не поменяют, али в пиршественный зал пойдете?