Чёртов мажор

Левина Ксюша

Ты меня до жути любил, я это чувствовала. И до жути мне принадлежал, как принадлежат родителям дети, телу руки, произведения искусства создателю. Я дышала этой властью, восторгаясь своим всесилием и понимала, как теперь от этого зависима.

Я хотела вечно тобой вот таким, обладать. Единолично, ревниво, капая слюной на пол, как разъярённая собака, охраняющая кость. Запереть в квартире, хранить только для себя. Вечно. Навсегда. Вот такое было в голове той восемнадцатилетней девочки.

Отчаянная потребность обладать без остатка своим первым человеком, который вдруг спас от одиночества и занял собой всю пустую

жизнь, как занимают опустошённый город вражеские войска. Как зарастает травой пустая мёртвая земля после дождя. Как непременно занимает всё свободное пространство газ в комнате, грозя подорвать всё здание от одной искры.

— Это любовь, — шепнула я, не отнимая губ.

— Очень на то похоже, родная, — ответил ты.

Мы сломали нашу глупую наивную стену, приняли взаимную зависимость как должное, и потом в отчаянии смотрели друг другу в глаза, принимая тот факт, что теперь уже безвозвратно встряли.

— Ты мой, — уверенно заявила я, гладя кончиками пальцев твою спину, вздрагивая от яркого и как будто первого в жизни оргазма, понимая, что не могу наесться этим вдоволь. Не выходит.

Голод остаётся в теле снова и снова, грызёт, как вечно голодный пёс.

— Твой, — выдохнул ты, вытерев пот со лба, держась за стиральную машинку, потому что подгибались коленки. Пытаясь отдышаться.

Если бы секс был так же хорош до того, как мы влюбились… мы бы умерли от истощения за эти две недели.

— Мы сейчас оденемся, — прохрипел ты, глядя не на меня, а на собственное отражение в зеркале. — И поедем к твоему отцу. Всё расскажем и перевезём твои вещи. Навсегда.

Как будто прорвалась плотина, сдерживающая безумный поток и теперь беспощадно ревёт вода, и ничто её не остановит — вот на что это было похоже. Всякий раз, как мы смотрели друг другу в глаза — что-то невероятное с нами происходило. [О1] Это была одержимость, самая настоящая. Она заставляла нас глупо улыбаться, держаться за руки и стараться касаться друг друга, будто мы были вынуждены проверять — всё ли на месте. Абсолютно болезненная зависимость друг от друга. Вот что это было.

И как я могла забыть?..

Почему сейчас мне кажется, что этого никогда не было, но вот я покопалась в памяти, нашла то самое и… было, да ещё какое. Мы же и правда превратились в сумасшедших, были готовы останавливать машину на каждой обочине и не выходить из дома ни-ког-да. И я не собиралась тебя делить ни с кем. Вообще. Совсем.

Мы припарковались у папенькиного дома и молча друг на друга посмотрели, внутренности грызла тоска, будто сейчас нашу связь опорочат и растопчут. Мы кинулись друг к другу, чтобы по-звериному яростно целоваться следующие десять минут, оставляя на коже шипящие-раскалённые следы, разъедая друг друга кислотой.

— Идём? — я резко захотела покончить с этим. Немедленно. Прямо сейчас.

Какой-то час назад я поняла, что люблю мужчину, который сидит рядом. Поняла, что люблю секс с ним, и пусть не с первого раза, но со второго я абсолютно точно втянулась во все его этапы и истерично захотела большего. Захотела пожизненного. Захотела навсегда. Больше не возникало токсичных мыслей, что он мне не подходит. Что так быстро не влюбляются и не заводят детей. Вообще забыла про детей, вообще забыла, зачем мы идём к папе. Мне и правда казалось, что

мы сейчас пойдём, чтобы просто сказать: «Я его люблю, а он меня. Ты, папенька, этого не поймёшь, потому что так, как вообще никто никогда не любил. Сорян. Ну мы пошли!»

— Мне кажется, я реально тобой одержима… — шепнула я в твои губы и почесала своё самолюбие.

От этих слов ты взволнованно дёрнулся и улыбнулся.

— Куда делась испуганная девочка, что ходила по моей квартире, смущённо опустив глаза?

— Ну… мне просто нужно было привыкнуть, чтобы обнаглеть.

Мы вместе поднялись в квартиру, папенька нам открыл и… побледнел. Он будто всё прочитал по нашим торжественным лицам. Это был недолгий разговор — это была тишина. Гнетущая и густая, кисельная тишина, в которой я не хотела учувствовать. Моё маленькое эгоистичное сердечко в тот момент недоумевало: какого чёрта? Почему все люди во дворе не достают салюты во имя моей любви, не поджигают фитили и не кричат, как они счастливы, глядя на россыпи разноцветных звёзд в небе? Я не понимала и понимать не хотела. Что не так?

— Неля — в комнату! — велел папа, а я поражённо моргнула.

Нет!

Первое что пронеслось у меня в голове. И это было не истеричное и жалостливое нет, а совершенно недоуменное. То есть… с чего бы баня-то упала, папенька? Я как-то даже не рассматривала вариант, что меня сейчас возьмут и от тебя отделят.

— Нет, — ты озвучил мои мысли, и я не сдержала широченной улыбки.

— В комнату, — папа покачал головой, откинулся на спинку стула и стал сверлить нас тяжелым взглядом.

— Неля переедет ко мн…

— Неля — ребёнок. Мой. В комнату!

— Нет! — это уже я, уже злобно, истерично, испуганно.

— Я не стану с тобой спорить, — мрачно заявил папа.

— А я пойду и заберу вещи! — прошипела я и вскочила из-за стола, и ты почему-то на секунду сжал мои пальцы, будто что-то чувствовал и не хотел отпускать. А я не сомневалась, что абсолютно всесильна и могу уйти когда захочу! Я теперь принадлежу тебе — и это не обсуждается. Ты — мой, и я не стану размениваться на споры или чего-то ждать.

Я стала вытряхивать шкафы, паковать вещи, собирать мелочёвку и замерла только в тот момент, когда поняла, что за моей спиной захлопнулась дверь. Захлопнулась и… щёлкнул замок. Захлопнулась и щёлкнула жизнь.

Я помню, как колотила по двери, как содрогалась, слыша твой голос, кричащий, что всё будет хорошо. А папенька обещал, что всё для моего блага, что я ломаю себе жизнь и что он не позволит этому случиться.

Чего он хотел? Не знаю. Думаю, что он очень боялся, что я брошу его навсегда.

Я была в такой ярости, что даже не плакала, просто тупо и хмуро смотрела на запертую дверь и размышляла, как же так сбежать, чтобы не поймали. Для меня не было проблемы в этой двери, ну что она может изменить? Мои чувства? Нет. Моё решение? Нет. То, что я беременна? Нет. Нет. Нет. Я всё решила, всё придумала, дверь — условность. И это всё не мои проблемы, а тех людей, которые почему-то не верят в очевидное.

Телефон я забыла на кухонном столе — тоже не беда. Бросилась к компьютеру, чтобы тебе написать и поняла, что понятия не имею, есть ли ты в социальных сетях. Ладно, и это тоже решим. Я вышла на балкон и свесилась через перила — ты был там, смотрел на меня и улыбался, как безумный. Ты тоже не боялся.