Чертова дюжина 'Оскаров'
Шрифт:
Жилевин залпом опрокинул рюмку и запил моим лимонадом.
– На Сатурне жизни нет, - сказал я твердо.
– Там такие разреженные ядовитые газы, что...
– А я тебе говорю: сатурнианцы, даже не спорь!
– запротестовал Жилевин.
– Из-за них-то и пошла моя жизнь вкривь да вкось. Ты дальше слушай, самое главное опять впереди.
Кричат они, возмущаются, кое-кто даже грозится все ущелье в пух и в прах разворотить, с лица земли стереть друзей моих, товарищей за клевету на планету и всю их благородную цивилизацию. Еле-еле восстановил Капитан порядок.
"Погодите, - говорит, - высокомудрые
Тут я им и поясняю: да не готов еще фильм, три эпизода не отсняты, трюки не смонтированы, звук не наложен, и все такое прочее.
"Ничего, посмотрим, что уже отснято", - отвечает Капитан и допытывается: где коробки с отснятой пленкой.
"Где ж им еще быть, - говорю я, - кроме сейфа Миши Барковского, он с этим сейфом днюет и ночует. В палатке главного режиссера, - говорю, отснятая пленка, под нами, внизу". И тычу пальцем в пол. Чудно, но пол вдруг стал прозрачным как стекло, и опять увидел я под собою все наше сонное королевство.
"Покажи, где эта палатка", - велит Капитан.
"Вот там, - говорю, - рядом с речушкой, возле обрыва, крыша драконами размалевана".
Я еще и рта не закрыл, а уж лучик мой желтенький к палатке протянулся, заграбастал сейф и в медузу тем же макаром, что и меня, поволок, а в сейфе, между прочим, килограммчиков двести, не меньше, его обычно вчетвером на машину грузят. Я оглянуться не успел - стоит сейф рядом со мною.
"Ключи, ключи забыли!" - опять тычу я пальцем в пол, а пол на глазах мутнеет, и стал как прежде.
Какие там ключи! Один из них по знаку Капитана к сейфу подсеменил и лапы внутрь сквозь стенки - нет, ты только представь: сквозь толстые стальные стенки!
– просунул. Вытащил он все девять коробок с пленками и сразу с ними смотался из зала. Свет начал меркнуть, и прямо над собою, словно в воздухе, я увидел, как вспыхнули кадры из "Десанта на Сатурн"... И давай глазеть таксы на нашу продукцию, все посмотрели, правда, время от времени гвалт поднимался невообразимый, это когда шли сцены на Сатурне, сам понимаешь. А когда прошел последний эпизод, там, где Катя Паскалева с Мастрояни целуются, выдворили меня таксы из зала. Я так понял: теперь будет решаться наша судьба. Сижу в коридорчике среди огней, по стенам прыгающих, зуб на зуб не попадает, такой озноб охватил, все тело ходит ходуном.
Не помню, сколько пришлось ждать, наконец потащил меня пузырь воздушный обратно в зал. Там теперь было пусто, сидел на своем возвышении Капитан, а с ним пять-шесть такс, вот и вся компания. И возвещают они, стало быть, мне свою резолюцию. Во-первых, все сцены на Сатурне они постановили изъять и забрать себе, не знаю уж, для каких целей. Во-вторых, вместо забранной пленки вложили они в коробки несколько документальных видовых фильмов о всамделишной сатурнианской жизни. Это, значит, чтоб земляне, хоть они в полное доверие других миров еще не вошли, начинали помаленьку понимать, с какими не такими уж дикими цивилизациями доведется им встретиться. Понятно, в будущем, не сейчас. Чтоб психика землян настраивалась в нужную сторону. В-третьих... это меня касалось. Пересмотрели мое дело, пожалели потрошить, как лягушку, разжалобил я их, видно, мольбами. А под конец Капитан и говорит.
"Не будем мы, - говорит, - Илюша, мозг твой облучать, память об нынешней ночи стирать. Боимся, не рассчитаем чуток, заденем ненароком то место, где дар твой бесценный затаен. Ты, - говорит, - Илюша, единственное разумное существо в нашей системе солнечной, а может, в целой Галактике, с таким даром к языкам. Ты, - говорит, - себя теперь береги. Как наши экспедиции станут впредь к вам прилетать, а они время от времени прилетают, будешь ты у нас вроде переводчика, толмача, если нужда, ясное дело, возникнет. Только уж, чур, давай договоримся по-джентльменски, говорит Капитан.
– Обо всем, что видел-слышал, никому ни гугу. Поклянись самой страшной клятвой, что тайну неукоснительно соблюдешь. А коли заикнешься кому, тогда на себя пеняй, больше ни на кого. Дара речи беспощадно лишим да вдобавок выведем из человеческого облика".
Ты представляешь, дружище, так и пригрозил: мол, из облика человеческого выведем, каков фокусник, а? "Быком, - говорит, - вмиг обернешься, либо козлом, либо собакой, либо еще кем придется. Нам, сатурнианцам, перелицевать твою внешность - раз плюнуть".
Почесал я затылок в раздумье и, сам понимаешь, поклялся. Куда деваться, на что хочешь пойдешь ради спасения собственной шкуры. Пожалуй, я еще закурю, поднеси огонька, дружище. Классная, говорю, у тебя зажигалочка, знаток за такую сотню целковых отвалит, глазом не моргнет. Титановая, говоришь?
– Титановая, - подтвердил я, а Жилевин, глубоко затянувшись, продолжал:
– Остальное уже не так интересно. Улетели они в Африку, к настоящим нгальцам, фильм свой кропать, я даже название запомнил: "Высадка на Землю". Если скажу, сколько у них на съемку всего фильма уходит, ты опять не поверишь. Одна-единственная ночь, понял. Сотни две камер сразу задействованы, павильонов съемочных под сотню, не чета нашим киностудиям. Ничего не попишешь, далеконько шагнула техника ихняя, куда угнаться землянам...
Так вот. Отволок меня луч в астроотсек - батюшки-светы, каким же убогим он мне показался! Я как будто из Петродворца в барак съехал. Люк я для видимости, понятно, захлопнул, но к щелочке глазом прикипел, любопытство разбирает, как дальше все закончится с медузой. Замечаю, ослабевает сиреневый свет, ослабевает. И огоньки, что по медузе перемигивались, вроде бы потускнели, пока вовсе не пропал корабль сатурнианский, будто его и не было. Вдруг - как выключателем кто щелкнул - ожило наше заколдованное королевство. Движок дизеля заработал, свет везде вспыхнул, Барковский, как обычно, рупором размахивает, нгальцы в пляске своей трясутся, репетируют эпизод.
Выкарабкался я из планетолета, с холма единым махом сковырнулся, подбегаю к Барковскому - все честь по чести, все на своих местах, будто и не было ничего. Заглядываю тайком в палатку к Барковскому - сейф цел-целехонек.
Через несколько дней Барковский в Москву ненадолго смотался. И коробочки с пленкой - заметь!
– с собою увез, наткнулся, видимо, на подарочек инопланетный. А когда возвратился из Москвы, объявил всем громогласно: я, мол, способ особый изобрел для съемок натуры на Сатурне, что-то вроде сверхблуждающей маски, поэтому хижины к черту размонтировать, статистов разогнать, экспедицию свернуть, остальное доснимем в Москве, в павильоне.