Чертова дюжина
Шрифт:
В этот момент из ближней машины выбралась одинокая фигура, затянутая в пятнистый комбинезон.
— Так, оживление в стане врага, — буркнул Шептун и, приоткрыв дверь, гаркнул: — Что нужно?
Десантник поднял руки вверх, показывая, что безоружен.
— Вас отпускают! — крикнул он.
— Ну так убирайте машины.
— Нужно обговорить, — десантник сделал шаг навстречу.
— Стой где стоишь! — гаркнул Шептун. — Ни шагу дальше!
— Мы будем вас сопровождать.
—
— В целях вашей же безопасности, — ответил десантник. — Таков приказ штаба. Блокпосты уже сняты, но на всякий случай, во избежание инцидентов, приказано организовать вам эскорт.
— Хорошо, — согласился Шептун. — Увидим по дороге еще какие-нибудь машины — быть беде. И передай своим, чтобы готовили заправщики. Самолет мы выберем в аэропорту. Если Теля и выкуп не доставят в течение часа, наш договор аннулируется, цена возрастает. Теперь иди в свой коробок. И без глупостей, — предупредил Шептун, захлопывая дверцу броневика. Обернувшись к сидящим в кузове, он озорно подмигнул. — Ну что, ребята, похоже, мы в выигрыше.
— Не говори «гоп», — посоветовал Пастух.
— Да ладно, старый! — оскалился Крекер. — Они в штаны наложили.
Папаша Сильвер наклонился к бесчувственному Чубчику, пощупал пульс, покачал головой.
— Плохо, — сказал он. — Очень плохо. Если не обратиться в стационар, протянет два-три часа, не больше.
— Бегемота тоже не помешало бы в больничку, — буркнул Ватикан. — Когда мы окажемся рядом с больницей? Часов через семь-восемь? Бегемоту придется снимать жгут раза четыре. Он потеряет слишком много крови.
— И что ты предлагаешь? — поинтересовался Папаша Сильвер. — Сдать их властям?
Ватикан безразлично пожал плечами.
— Это уж как все решат. Но везти Чубчика с собой — значит, убить его. Бегемот теряет ногу в любом случае. — Ватикан посмотрел на Белоснежку. Девушка выглядела совершенно измотанной. — Ну, с ней ясно. Сядем в самолет — отоспится.
В этот момент броневик дернулся и мягко покатил по Цветному бульвару. Один БТР пристроился сзади, второй шел впереди.
— Едем, старые, — бормотнул Крекер. — Едем.
Папаша Сильвер глянул в лобовое стекло, потом вновь повернулся к товарищам:
— Ну, что скажете?
— А что тут говорить? — скривился Ватикан. — Чубчика надо сдавать, но сдать его — значит, самим себя заложить. Они все из него выкачают, до самого донышка.
— Да он в себя придет дня через три, не раньше, — сказал Крекер. — Мы за это время, да с такими бабками, уже успеем на дно залечь.
— Допустим. А Бегемот?
Толстяк понимал, что сейчас решается вопрос, касающийся вовсе не его здоровья.
— Если их сдать, — раздумчиво произнес Папаша Сильвер, — они все равно не жильцы. Оба. Из них выкачают нужную информацию и убьют. Живые они никому не нужны. Никто же не признается, что вот так легко и просто сперли ядерные фугасы. Спишут на самоубийство или на естественную смерть от ранения. Или на халатность врачей. Да мало ли способов!
— Не бросайте меня, ребята, — шепотом сказал Бегемот.
— А кто тебя собирается бросать, старый? — серьезно произнес Крекер. — Вопрос в том, что делать с твоей культяпкой. Снимать жгут — то же самое, что пустить тебе пулю в башку, а не снимать — ты без ноги останешься.
— Я согласен… без ноги, — шепотом проговорил Бегемот. — Ребята, я еще много чего могу. Я до самолета сам дойду, только не бросайте меня.
— Да успокойся, никто тебя не бросит, — подтвердил слова Крекера Пастух.
Ватикан, повернувшись к раненым спиной, поймал взгляд Пастуха и выразительно шевельнул бровями, скосил глаза, указывая за спину.
— Даже и не думай, — вдруг глухо сказала Белоснежка. — Попробуй хоть пальцем тронуть кого-нибудь из них, и мы все взлетим на воздух. Это я вам обещаю.
— Да ты чего, старая, ополоумела, что ли? — засмеялся Крекер. — Никто не собирается их убивать.
Пастух подумал секунду, вытащил из кобуры пистолет и протянул Белоснежке:
— На.
— Что? — не поняла девушка.
— Возьми, пристрели их сама. Они все равно умрут. Разница лишь в том, что так — быстро и безболезненно.
Девушка серьезно и тяжело смотрела на товарища.
— Давай-давай, — без всякого выражения, абсолютно ровно продолжал Пастух. — Ты ведь была на войне и знаешь, что с такой раной, как у Чубчика, восемь часов не протянуть. Либо мы отправляем его в больницу и его убивают там, либо его убиваем мы. — Он выдержал паузу и добавил: — Либо он умрет сам.
— Он пришел нам на помощь в тоннеле, — медленно сказала Белоснежка.
— Я знаю, — кивнул Пастух, — и все понимаю. И они тоже. — Он указал на остальных боевиков. — Они тоже все понимают. Ну так, черт побери, ты должна быть ему благодарна. Ты должна уважать его как солдата. Неужели ты позволишь, чтобы эти ублюдки потрошили Чубчика, словно куклу?
Белоснежка посмотрела на Бегемота. Тот опустил глаза. Папаша Сильвер изучал автомат, поглаживая отполированное цевье. Ватикан разглядывал что-то на носках бутсов. Крекер развел руками, словно говоря: «Ты знаешь, что он прав», — и вздохнул. И только Пастух, смотревший прямо на нее, вдруг улыбнулся устало и невесело.