Чертовка или укрощение строптивой
Шрифт:
Диктатура во всей красе и культ личности. Есть только её мнение — правильное, и все домочадцы должны с ним согласиться. Поэтому мы все, в том числе и папа, предпочитаем отмалчиваться и не спорить.
А еще у нас проблема с гипер-опекой. Сашке — тридцать пять, мне — тридцать, но для матери мы до сих пор малые неразумные дети, и она лучше знает, как нам жить.
Гораздо позже мне сказали, что мать должна заранее морально готовиться и отпустить своего ребенка во взрослую жизнь. Наша — не отпустила. И это её
Сашкин отъезд заграницу до сих пор ей простить не может. Все пытается её вернуть на путь истинный, то есть в дом родной, под родительское крыло.
А моя ситуация еще показательнее. Отношения с Ильёй, можно сказать, одобрили. Но как!
«Пожить можно и так, дочь. Главное, предохраняться. И не вздумай принести в подоле. Не приму».
И весть о нашем расставании она приняла спокойно, с мрачным удовлетворением: «Ну, вот, права же была. Мужик сегодня есть, завтра нет. И проблем нет, а если был бы ребенок, тут уже не попляшешь. А так молодая, красивая, найдешь еще себе кого-нибудь».
Нашла. Так стремительно и внезапно, сама до конца, не веря в скоропалительную роспись в загсе. А уж о том, чтобы кого-то пригласить на эту церемонию и речи не шло.
Мама, конечно, была недовольна. Не самим фактом моего замужества, а…Как же без её участия-то?
А потом настигшее сокрушительное фиаско. И такой пугающий для меня факт беременности, прежде всего страх неодобрения родительницы…
Приняла и даже довольна, но каких моральных сил мне стоило то признание о беременности, когда я вернулась с поджатым хвостом. А сколько было воплей, что я не должна была добровольно разводиться и требовать алиментов.
Сейчас то она, разумеется, осознала, что такая моя позиция для нее даже выгодна. Я все также рядом, под её опекой вроде, что дает ей моральное право меня поучать.
— Приехала-таки, засранка, — обнимает мать Сашку.
Про фамилию наоборот — это мамина шуточка. И «засранка» оттуда же, любя.
— Совсем про родителей забыла в своей попе мира.
— Мам, я тоже по тебе соскучилась, — пытается маневрировать Сашка, целуя мать в щеку.
Понимает, что долгожданную встречу не стоит омрачать спорами и препирательствами с матушкой. Бесполезно.
— Пап, ну, где ты там? Иди сюда, обниму, — кричит весело отцу.
— А что без мужа? — не унимается мама.
— Ему в прошлый раз хватило впечатлений. Все равно он тебя не понимает, мам, — фыркает Шурка.
— Напугала зятя-то, — подзуживает на заднем фоне отец. — Я ж говорил, что больше не приедет к теще.
— Молчи уж, окаянный, не подкусывай, — отмахивается теща.
Вот такие они, родители. Душа в душу, ага. Отче, понятно, под каблуком, но оттуда умудряется по-тихому супругу драконить, вставляя свои пять копеек.
— Шурка,
— Ага, конечно, — одними губами транслирует сестра мне, закатывая глаза.
— Пошли, кормить буду. Как знала, наготовила заранее.
— А что там у тебя? — живо поинтересовалась Сашка.
— Борщ, «шуба», гуляш, ягодный пирог, — охотно перечислила родительница, первые два блюда как раз то, по чему Сашка страдает в своей Норвегии.
Селедка есть, а свеклы нет.
— Тихо, не шумите, ребенка мне разбудите, — шикает мать, когда мы заходим в дом.
— Я, пожалуй, откажусь от ночного жора, — сообщаю семейству.
Впрочем, это только дань вежливости. Мать все равно сейчас полностью поглощена Сашкой. Благо та, не думает отказываться от ночного угощения.
Скинув обувь у порога, тихо поднимаюсь вверх по лестнице на мансарду, в Ксюшкину комнату. Уже не терпится обнять и поцеловать дочь даже во сне.
— Моя сладкая малышка, — вздыхаю родной детский запах, целуя дочь в лобик и поправляя сбившуюся простынку, используемую вместо одеяла.
Жарко.
Удостоверившись, что Ксюша здесь, на месте, со мной, я сразу же испытываю умиротворяющее чувство спокойствия.
Аккуратно скидываю с себя одежду и укладываюсь рядом с дочей. Ну и что, что у меня есть собственная спальня? Хочу и все.
Осторожно кладу голову на подушку и мгновенно засыпаю, специально не начиная рефлексировать. Ну, на фиг! Иначе не уснула бы.
Я встала пораньше, и чтобы напечь семье блинчиков. Еще с детства так повелось, что это чисто моя прерогатива.
После сбегала в теплицы за огурчиками и помидорчиками с зеленью, да нарезала салат.
Немного подумав, решила отварить яйца и картофель. Хочу окрошки, как в детстве. Думаю, Шурка заценит. Тем более, в холодильнике есть запас свежего кваса.
Дом у родителей — деревянный сруб, но при этом благоустроенный. Вода из скважины, ванна, туалет, все, как полагается. Газового отопления, правда, нет и не предвидится. Вот так вот, казалось бы, в самом регионе, непосредственно добывающем данное природное богатство. Соседи обогреваются электричеством. У нас, кроме этого еще и печка русская сложена, умениями и стараниями отца.
На шум из кухни вышла мама.
— Ты что это с утра раннего подскочила? Обычно дрыхнешь, как сурок.
— Не спалось, — пожимаю плечами, не вдаваясь в подробности.
К сожалению, мой негативный жизненный бэкграунд не способствует доверительному общению с родительницей. Либо не поймет, либо осудит, либо начнет волноваться. А ей нельзя. Давление.
Опять же, это она не со зла. Просто человек такой, и это надо принять как данность, сделать выводы, обходясь без лишних откровений.