Чертово болото
Шрифт:
Мари в испуге метнулась от него прочь, а в это время подбежал Жермен, схватил лошадь фермера за узду и с силой тряхнул седока.
— Ах, вот оно что! — вскричал он. — Видно, куда он клонит… А ну-ка слезай с лошади! Да поживее! Поговорим с тобой один на один.
Фермеру совсем не хотелось ввязываться в историю: пришпорив лошадь, чтобы умчаться прочь, он попытался ударить палкой Жермена по рукам и вырвать у него узду, но тот успел увернуться и, схватив противника за ногу, стащил его с седла и свалил прямо в заросли папоротника. Несмотря на то что фермеру удалось подняться и защищался он отчаянно, Жермен в конце
— Трус ты! — вскричал Жермен. — Стоило мне только захотеть, и я бы тебя всего искрошил! Да не в моей натуре причинять людям зло, и к тому же тебя все равно ничем не усовестишь… Только ни за что я не отпущу тебя, пока ты у этой девочки на коленях прощения не попросишь.
Фермеру, уже не раз попадавшему в такие передряги, хотелось все обратить в шутку. Он стал уверять, что проступок его не так уж велик, ибо виноват он лишь в сказанных им словах, и что он готов попросить прощения при условии, что ему позволят поцеловать девочку, разопьют с ним в ближайшем кабачке пинту вина и расстанутся добрыми друзьями.
— Жалко мне тебя, — вскричал Жермен, тыча его лицом в землю, — и не терпится мне поскорее уехать, чтобы мерзкой твоей рожи не видеть. Ладно, стыдись, коли умеешь, а когда в наши края попадешь, то постарайся дорогой бесчестья [5] ехать.
Он поднял его палку, сломал ее об колено, чтобы показать свою силу, а куски бросил с презрением в сторону. Потом взял за руки сына и маленькую Мари и ушел, дрожа от негодования и гнева.
5
Это дорога, которая отходит от главной улицы деревни и идет с ней рядом. Считается, что ее обычно выбирают люди, которые хотят проехать незамеченными: они боятся, что им будут мстить за нанесенную ими обиду. (Примеч. автора.)
XV
Возвращение
Четверть часа спустя они проехали вересковую рощу. Ехали они по большой дороге, и Сивка ржала всякий раз, как ей случалось увидеть что-то знакомое. Мальчик на свой лад рассказывал отцу о том, что произошло.
— Когда мы приехали, — сказал он, — этот дядя пришел поговорить с моей Мари в овчарню, мы-то пошли туда посмотреть красивых барашков. Я залез в ясли и там играл, и он меня не видел. Дядя сказал моей Мари «здравствуй» и поцеловал ее.
— Ты дала ему себя поцеловать, Мари? — спросил Жермен, весь дрожа от гнева.
— Я думала, это он из вежливости; может, в этих местах так принято здороваться с приезжающими, как у вас вот бабушка целует всегда девушек, что поступают к ней в услужение, чтобы те знали, что она принимает их и будет им как мать родная.
— А потом, — продолжал Пьер, гордясь тем, что может рассказать о происшествии, — этот дядя тебе плохое слово сказал — ты мне не позволила повторять его и даже вспоминать не велела: забыл какое. Только если папа непременно хочет, чтобы я вспомнил…
— Нет, милый Пьер, не хочу я его слышать, и не надо тебе ничего вспоминать.
— Ну раз так, то я опять забуду, — ответил мальчик. — А там дядя этот, видать, рассердился, потому Мари сказала, что уходит. Обещал ей все, что она
— Нет, милый Пьер, это так и было. Теперь, Жермен, вы будете у меня свидетелем и всем скажете, что нельзя мне было там оставаться и вовсе не потому я вернулась, что струсила и работать не захотела.
— Ну, а ты, Мари, подумай, стар или нет мужчина в двадцать восемь лет, когда женщину надо защитить и наглеца проучить? Хотел бы я посмотреть, как Бастьен или еще какой смазливый паренек лет на десять меня помоложе выстоял бы против этого дяди, как Пьер его зовет. Как оно, по-твоему?
— Большую вы мне услугу оказали, Жермен, и я всю жизнь благодарить вас буду.
— И это все?
— Папа, — сказал мальчик, — забыл я сказать маленькой Мари то, что обещал, все некогда было. Вот уж как домой вернемся, так и скажу ей, да и бабушке тоже.
Обещание это заставило Жермена призадуматься. Теперь надо было объясниться с тестем и тещей и, рассказав им, почему ему не понравилась вдова Герен, умолчать о том, какие другие мысли сделали его столь прозорливым и суровым. Когда человек счастлив и горд, ему всегда хватит решимости рассказать об этом другим, но когда с одной стороны тебя гонят, а с другой — бранят, положение твое не из приятных.
По счастью, когда они вернулись на мызу, малыш спал, и отец осторожно положил его на кроватку, так что он даже не проснулся. Потом Жермен постарался елико возможно подробно отчитаться перед тестем. Сидя на трехногой табуретке у входа в дом, тот внимательно его выслушал, и хоть и был недоволен результатами его поездки, но когда Жермен упомянул ему о повадках кокетки вдовы и спросил, может ли он позволить себе ездить в Фурш по воскресеньям пятьдесят два раза в год, для того чтобы ухаживать за ней, а в конце концов, может быть, получить отказ, дед Морис кивком головы дал понять, что соглашается с ним.
— Ты прав, Жермен, — сказал он, — не дело это.
А потом, когда Жермен рассказал о том, как ему пришлось поскорее увозить домой маленькую Мари, чтобы избавить ее от оскорблений, а может быть, и от насилия со стороны ее недостойного хозяина, старик снова кивнул головой и сказал:
— Ты не ошибся, Жермен, как надо поступил.
Когда Жермен окончил свой рассказ и изложил все свои доводы, старики переглянулись и глубоко вздохнули, и в этом вздохе их можно было прочесть смирение и покорность.