Чертово колесо
Шрифт:
— Тот самый… Мы и в Караганде вместе были, и в Джезе, — односложно ответил Нугзар, не вдаваясь в подробности.
— А-а… Ну-ну… Понял… — Голос Васятки изменился до предельно-уважительного. — Так ребятам и передам.
— Когда вас ждать?
— Тебе отрава нужна?
— Нет, я слез, спасибо. Сделал лестницу. Теперь только дурь курю иногда. Ты про голландца узнай, а то жить негде, к своим идти опасаюсь… по разным причинам…
— Рихтиг [96] делаешь. Все они тут под контролем. Никуда не ходи. Мы мигом.
96
От richtig (нем.) —
А Нугзар, положив трубку, в который раз убедился в том, на каких волосках висит судьба человека: и портье может цынкануть в полицию, и русские немцы — проболтаться по пьянке, и Лялечка в Питере настучать, и Гита заложить, и Бати сдать… Все время твоя судьба в руках других: шофера за пьяным рулем, хулигана с кастетом, шального автомобилиста, пьяного подростка… От самого себя спрятаться трудно, а тут еще это…
Нугзар начал ворошить нехитрые пожитки. Набрался чемодан с сумкой. Долго думал, куда спрятать марку. Носить с собой — нелепо, мало ли чего можно ожидать на амстердамских улицах?.. Совать куда-нибудь — опасно. Сдать в банк?.. Официально? Да как же официально, когда виза просрочена?.. Или вдруг подменят в банке?.. Экспертизы еще не было. Подменят — и все, а подлинник по своим каналам сбудут. В альбоме держать? Одну штуку? Бросается в глаза.
«Наверно, надо купить еще разных марок и запрятать мою среди них», — решил он (с умилением подумав о клочке бумаги, как о живом существе).
Конечно, Нугзар мог бы на время переехать к китаянке О, с которой познакомился, когда она сидела в витрине, но разумно ли жить с проституткой? (Хотя потом выяснилось, что она — студентка и таким способом подрабатывает себе на жизнь.) Нет, лучше иметь свою нору. Одиночества он не боится.
О сидела в витрине. Нугзар пару раз зашел к ней, был поражен изяществом движений, линий, ласковой податливостью малого тела, тайными бликами глаз, мерцанием кожи, упругостью лаковых чресел… Его английский позволил предложить встретиться вне работы.
Они провели вечер в уличном кафе, потом сидели на канале, курили гашиш, привалившись к теплому парапету, и оба чувствовали, что встретили что-то важное, о чем мечтали и чего желали, может быть, всегда. Когда английского не хватало, в ход шли руки, пальцы, мимика (Нугзар по опыту зон хорошо знал, что жесты, после голоса, сильнее всего действуют на людей).
— Таких, как ты, у меня не было, — говорила она.
— Таких, как ты, у меня тоже. Я и не знал, что бывают такие женщины, — отвечал он. — Вот именно — о-о-о!.. ОООО!..
— Долго ты будешь тут?
— Не знаю. Виза кончается.
— Какая?
— Туристическая. — И Нугзар вкратце рассказал, откуда он родом, присовокупив, что в Ленинграде была драка и его ищет милиция.
— Что-нибудь придумаем. У меня есть знакомства. Я тут уже семь лет.
О приехала из Гонконга учиться, денег не хватало, и она, как многие студентки, начала потихоньку ходить на панель, благо тут это не опасно и под контролем полиции. Она училась в какой-то бизнес-школе, знала голландский. И в витрине сидеть привыкла, ей было интересно — какие они, эти разные мужчины? И
Нугзар уточнил:
— Ты ведь не обязана сидеть там?
— Нет, конечно. Работа сдельная, хочу — сижу, не хочу — не сижу, девушек у них много, с этим проблем нет, со всей Европы едут, из Польши, Румынии, Чехии.
— Тогда, пока мы вместе, не сиди там, а сиди только для меня! — попросил Нугзар.
— Хорошо. Ты — мой повелитель! — серьезно ответила О. — А если паспорта нет, то можно пойти в полицию, сказать, что прибыл нелегально, и сдаться в азил.
— Азил? Что это? — Нугзар уже слышал похожее странное слово от портье.
— Убежище. Попросить убежище.
И О, которая иногда подрабатывала в полиции как переводчица, поведала о том, что такое «азил». Приходит человек в участок и говорит: «Я спасся, бежал от властей, в нашей стране правит хунта, банда, клика, я нелегал, паспорта нет, я такой-то, жил там-то (говори, что хочешь), сбежал от хунты. Прошу признать меня беженцем!» Ему, естественно, не верят, но не знают, куда его отправлять назад — документов-то нет! — и сажают в специальное место, где он сидит до выяснения. Если за год он не признается, кто он, откуда родом и куда его депортировать, то его выпускают — а что с ним делать? — и он живет себе дальше под той фамилией, какую сам придумал, и с особой печатью.
— Нет, в тюрьму я не хочу, — ответил Нугзар. — Никогда там не был.
Но идея таким образом навсегда оторваться от угрозыска ему понравилась. У многих воров — по нескольку паспортов, без этого невозможно.
О продолжала:
— Бывает, что дают убежище, но редко. Для этого надо заранее хорошо подготовить легенду: кто ты, за что пострадал там, у себя, в Раша или Джорджии…
— А что говорят?
— Всякое… Многие из Раша даже утверждают, что они педики, за это их преследуют на родине, сажают в тюрьму… И пока проходит!
Нугзар усмехнулся:
— Нет уж. Говорить, что я педик, не хочется — еще экспертизу устроят… Интересно, можно это как-то проверить?
О шевельнула скулами, пыхнула губами:
— П-ф-ф… Не знаю.
— Может, мозоли у них там? — вспомнил Нугзар барачные разговоры о том, что у «петухов» на анусе — «капуста»: их столько трахают, что кожа стирается, а новая нарастает слой за слоем.
Потом они ушли в квартирку О. Нугзар играл с китаянкой, как с куклой, пересаживал со стола на ролики дивана, на подоконник, на стиральную машину… И всюду было удобно и хорошо, а руки и ноги сами делали свое дело. Его член выпирал у нее изнутри, из живота, около пупка, и Нугзар боялся, что у малышки что-нибудь лопнет или разорвется…
А позже сидел у открытого треугольного окошка, следил за ней. Тело двенадцатилетней девочки… И если не знать, что ей двадцать семь, ее можно принять за подростка. Ни тело, ни лицо не выдавали возраст китаянки. Вот и думай после этого, грех это или нет — с двенадцатилетней спать… Над подобным вопросом многие в зонах по пятнадцать лет думают… А надо раньше думать… Хотя… Если она сама на тебя бросается и соблазняет… как это случилось с одним зеком, который клятвенно уверял, что грудастая падчерица сама его соблазнила, но под пинками и ударами зеков его клятвы были не слышны: в зонах таких не любят…