Червоточина
Шрифт:
– Ты точно никого не встретила перед тем, как повернуть назад? – заговорил-таки Нича. – Перед отъездом с тобой этого не было.
– Нет, – помотала головой Соня, но, подумав, добавила: – Во всяком случае, я этого не помню. Хотя если закрыли то, что я узнала, тогда и само воспоминание об этом оказалось закрытым. Но я ведь не виновата в этом, Коль!..
Нича вздохнул и положил ей на плечо руку.
– Ну, прости. Но ты пойми, мне ведь и правда обидно: все кругом обо всем в курсе, один я – дурак дураком. Ты хоть сейчас мне объясни про эти блоки и все остальное.
Соня посмотрела на дверь, в которую вышла вирусно-антивирусная троица. Неизвестно, долго ли они будут совещаться. Можно и правда хотя бы начать Ничино просвещение.
И она стала рассказывать все, что знала, что по крохам выдало и продолжало выдавать ее непослушное подсознание. Впрочем, многое из этого они и раньше знали, новые обрывки информации в основном помогли лишь крепче связать кусочки прежних знаний. Но пока она говорила, новых знаний явно прибавилось. Например, она теперь была уверена, что их спасение именно в поезде. Она даже вспомнила купе, где с кем-то беседовала о смысле безответных вопросов. Где и когда происходил этот странный разговор, она вспомнить не могла – на поезде она не ездила уже лет пять. Скорее всего это был полузабытый сон. Или все же не сон, а реальность, воспоминание о которой недостаточно чисто подтерли? Или… Соня задумалась. А потом сказала:
– Поезд был не у тебя одного, Коля. Я тоже была в поезде. Только ты беседовал там с самим собой, а я – с кем-то чужим. И я думаю теперь, что это случилось именно тогда, когда я поехала домой. Кто-то решил нам помочь. Я точно уверена теперь, что поезд – это подсказка.
– Но кто может нам здесь помогать? Студент?
– Не думаю. То есть отчего-то я тоже уверена, что это не он. Постой-ка… Имя Нес тебе о чем-нибудь говорит?
– Нес? Может, сокращенно от Нестор? Махно, например. – Нича наконец-то улыбнулся.
– А ты не знаешь, Махно курил сигары? – спросила вдруг Соня.
– Сигары? Не знаю. По-моему, он вообще не курил. Сигары точно курил Черчилль. А при чем тут сигары?
– А при чем тут Черчилль?
– Черчилль говорил, что ситуацию нужно не только использовать, надо уметь ее создавать, – вновь улыбнулся Нича и обнял ее за плечи. – Как-то так. По-моему, хорошо сказано, как раз для нас.
– Действительно, хорошо, – послышался голос Ничиного отца. Он и Юрс стояли уже по эту сторону двери. – Вот давайте и займемся созданием этой ситуации.
– Вы что-то придумали? – обрадовалась Соня. – А где бабушка?
– Кое-что придумали. Во всяком случае, мы знаем, как с помощью поезда вернуться в наш мир. А бабушка, – усмехнулся Бессонов-старший, – за поездом пошла.
– За поездом? Так она три дня туда идти будет! И как она его, интересно, сюда доставит?
– Туда она уже наверняка добралась. Видишь ли, мы тут можем сразу перемещаться в нужную точку…
– Мы тоже, – вставил Нича и, поймав удивленный взгляд Сони, довольно осклабился: – Ага! Оказывается, есть и такое, что я знаю, а ты нет.
– Да? – посмотрел на него отец. – А ты раньше сказать не мог? Чего ж мы тогда от дороги пешком топали?.. – Потом он снова обернулся к Соне и продолжил отвечать на ее вопросы. – А доставит она поезд традиционным, так сказать, способом – по рельсам.
– Она умеет водить поезд? – изумилась Соня.
– Не забывайте, что Мария Антоновна не совсем бабушка. То есть она совсем не бабушка. Даже наш Белый Клык умеет водить поезда, самолеты и все остальное, – подмигнул Геннадий Николаевич Юрсу, – только ему хвост мешает.
– Не хвост, – ответил волк. – Нет ваших пальцев.
– Ну, допустим. Она приведет сюда поезд. А что вы придумали, чтобы мы смогли вернуться на нем домой?
– Ну, это сейчас не важно. Технические детали. Мы сумеем это сделать, – вновь подмигнул старший Бессонов Юрсу. Потом опять посмотрел на Соню с Ничей и сказал: – Теперь перед нами стоит другая задача: собрать здесь всех людей.
– Как же мы их соберем? – нахмурился Нича. – В доме семьдесят квартир, ведущих в разные части этого… – Он щелкнул пальцами, подбирая правильное слово.
– Огрызка, – подсказала Соня.
– Точно, – кивнул Нича. – Огрызка. Причем червивого. Даже если в каждой части есть по пять человек, то уже триста пятьдесят получается. А если по десять? И они ведь в большинстве своем не по квартирам сидят, как мы успели заметить. Кусочки-то – о-го-го по площади, сотни квадратных километров. Да нам ни за что всех не собрать!
– Вот именно, что червивого, – улыбнулся Бессонов-старший. – Ты забыл еще про тридцать квартир.
Соня вздрогнула, вспомнив сразу же те мерзости, что вытворяли они с Ничей в такой вот «червивой» комнате. Но тут же вспомнила и кое-что еще. Точнее, опять не совсем вспомнила, а будто бы откуда-то знала.
– «Черви», – сказала она, явно повторяя чьи-то слова, – это всего лишь пустой программный объект. А данные заносил в них Виктор. Теперь они – простые безвредные болванки.
– Ого! – дернул бровями Геннадий Николаевич. – Ты не программист у нас, часом? – Он увидел, как она смутилась, и дружески подмигнул. – Ты все правильно говоришь, эти «черви» на самом деле пустые болванки. Ваш Виктор…
– Он не наш, – фыркнул Нича, – скорее, теперь уже твой.
– Ну, хорошо, мой Виктор, – улыбнулся Бессонов-старший, – он программировал их на всякие гадости и отсылал к людям. А я…
– Вы тоже отошлете их к людям, но только запрограммируете по-другому! – перебила его вспыхнувшая от радостной догадки Соня.
– Ага, – расцвел Ничин отец и подмигнул сыну: – Умнейшая девушка, смотри не упусти.
Соня почувствовала, что лицо ее совсем запылало. А Нича буркнул отцу:
– Не упущу, не бойся. А вот ты не рано хвастаешься? Ты точно сможешь запрограммировать эти болванки?
– Как нечего делать! – презрительно фыркнул Геннадий Николаевич. – Это тебе не хард-рок, а попса дешевая. Ждите меня здесь, я скоро.