Червяк
Шрифт:
Также не берусь терзать твой слух, о мой достойномудрейший читатель, длинным пересказом того, что именно пережил Андрей Вильгельмович по приезде. Несколько дней сряду впечатлительный финн был, что говорится, будто сам не в себе. Черви, сановито осклизлые, вездесущие черви мерещились ему повсюду - в шкафу, за холодильником, под кроватью и даже...
– в зеркале, в старо запылённом зеркальном отображении Андрей Вильгельмович страшился увидеть вдруг (внезапно и явственно) наглое высокоумие смешливо презрительной червячной рожи.
Но время шло, ни в шкафу, ни за холодильником,
Вполне успокоенный и ободрённый этими обстоятельствами Андрей Вильгельмович тем более охотно уверил себя, что происшедшее в маршрутке ему показалось, что представительный господин у окна был всего лишь представительным господином весьма почтенной и весьма, весьма, весьма строго внушительной наружности (но никак не более того), что видео с правителем той страны, где имели честь проживать и Андрей Вильгельмович, и Ростислав Иванович, и тот же благословенно достопочтеннейший господин в мешковатом костюме неопределённо землистого оттенка,- эпохально значимое, важнецки наиважнейшее из целого ряда необходимейше наиважнейших видеоповествований именно с правителем и о правителе, но никоим образом не о препасквильно негоднейшем, ничтожнейшем и самозабвенно крикливейшем червяке.
Утвердясь в благословенной мудрости неожиданно спасительного своего умозаключения, Андрей Вильгельмович будто воскрес, будто ожил; с весёлым энтузиазмом (в тихом удовольствии явно ожидаемого результата), как бы невзначай, он подглядывал в старо запылённом зеркальном отображении неизменно торжествующий взгляд издавна и преотлично знакомой ему персоны. Тут-то Андрей Вильгельмович цокал языком, хитро жмурил глаз, хмыкал и, чрезвычайно довольный собой, отправлялся прочь... однако ненадолго, но именно с тем, чтобы самое большее через полчаса совершенно случайным образом вновь не объявиться пред тем же спасительно оправдательным своим зерцалом.
Всё улеглось и успокоилось, всё само собою утишилось и образовалось. Андрей Вильгельмович вновь стал вполне деятельным, вполне подающим радостные надежды сантехником с увлекательной и захватывающе радужной перспективой планов на будущее. Сам Андрей Вильгельмович смеялся над недавними своими страхами, теперь ему казались необыкновенно диковиннейшим вздором, басней да и глупостью - и господин у окна, и траурные венки, и самый даже президент с его цветастой скукой заученно самоуверенных и пространно бессодержательных речей.
Однако же и то - оправившись от престранно дивного своего злоключения, Андрей Вильгельмович вернулся к навязчивой идее рыболовного досуга и выращивании для того вёртко упругих красавцев-червей. Нетерпеливо впечатлительная его натура жаждала действия, увлечённо вдохновенное сердце словно птица, вырвавшаяся из пут и желающая позабыть ещё недавние свои страхи и ужасы, алкало действенного приложения усилий, мысли мешались в волнующе страстном предвкушении празднества и счастья, поприще, широко
А впрочем, именно о поприще, вернее, материалистически осязаемом его воплощении, Андрей Вильгельмович начал заботиться прежде всего. На пустыре, за домом, в котором имел честь проживать наш герой, он любовно присмотрел небольшой, вполне подходящий ему участок заброшенной и ни к чему не пригодной земли. Издавна сюда сбрасывали строительный мусор и иную прочую непотребную скверность и дрянь, оттого, кажется, никто бы не мог и подумать предъявлять на эту малость сколь-нибудь значимо толковые претензии владения.
Андрею Вильгельмовичу только того и было нужно. Бросившись по всем необходимым к тому инстанциям, неугомонный сантехник довольно в короткий срок получил официальный листок, в котором сухим языком официального же постановления говорилось, что он, Андрей Вильгельмович, может к всеобщему удовольствию заняться хозяйственной деятельностью на великодушно отпускаемой ему дряни заброшенного пустыря. На бланке значилось несколько подписей (короткие были размашисто широки, длинные же, напротив, тянулись нечитаемой вязью бесконечно уменьшающегося письма). Кроме того, здесь же красовались оттиски нескольких необходимых печатей (круглых и квадратных, прямоугольных и овальных, с прямыми и срезанными углами, чёрного, красного, блёкло-фиолетового и даже неприглядно зелёного цвета чернил). Для придания окончательно завершённой силы и законности, документу необходима была ещё последняя печать и подпись начальника по землеустройству, некоего господина Вирина. Вполне уверенный в успехе незамысловатого своего предприятия с началом пятничного утра Андрей Вильгельмович отправился на приём...
В приятно размыслительном предвкушении очередного предстоящего отпуска (предстоящий отпуск должен был начаться с понедельника) господин Вирин поднялся на второй этаж муниципального совета. Попадающиеся по пути сотрудники, стараясь выказать безусловную приязнь личностной симпатии, простодушно правдивейшим образом изображали приветливость на добрых, чистых, бесхитростных своих лицах и, здороваясь, спешили засвидетельствовать свои всенепременно искреннейшие любовь, почтение и восхищённую благодарность. Меж тех же ласкательно улыбающихся сотрудников он, этот начальник землепользования, по скверности своего крючкотворно въедливого и непримиримо начальственного характера, за глаза, весьма едко и справедливо именовался "ипохондриальным геморроем", но зная болезненно самолюбивый нрав начальника, но щекотливо подозрительную его натуру, но его склонность к злопамятству мелко мстительной обиды, каждый старался изъявить при общении с ним как только можно себе вообразить почтительнейшие и благородно уважительнейшие манеры обхожденья.
Всеволод Владимирович, так звали начальника по землеустройству, зашёл в приёмную своего кабинета. Секретарша его, Софья Павловна, строгая, напыщенно монументальная женщина с неизменно строгим, давно устоявшимся взглядом на окружающую её действительность, со столь же давно и строго закаменевшим выражением лица и неизменно носимой архаикой коконоподобно высокого начёса на голове встретила его, как подобает секретарше её лет и положения - торжественно, почтительно и преувеличенно спокойно одновременно.