Чесменский бой
Шрифт:
– Самюэль, помнишь ли ты славного старшину Стефанса, с которым мы вместе глотали свинец при Бель-Илле? Стефан весьма сожалеет, что не смог повидать тебя в Портсмуте, и кланяется тебе.
Лицо Грейга разом окаменело, лишь бился предательски под глазом нерв.
– Что же ты не рад, старина? – засмеялся командор Френдрик Проби. – Нехорошо забывать старых друзей!
– Что ему от меня нужно? – наконец выдавил из себя Грейг.
– Стефане, если помнишь, никогда не был зловредным малым. Он и сейчас просит тебя о немногом – всего лишь регулярного извещения о планах вашей эскадры, пересылать ничего на надо, джентльмены из секретной службы отыщут тебя сами.
– Я не шпион, а моряк! – отрезал капитан «Трех Иерархов», вставая.
Руки его дрожали от волнения. Чтобы не выдать себя, Грейг засунул их в карманы камзола.
– Ты же англичанин, Самюэль, опомнись! – встал рядом Проби.
Мгновение бывшие товарищи стояли друг против друга. Лицо в лицо, глаза в глаза.
– Нет, Френд, ты забыл, что я шотландец и родина моя не Лондон, всего лишь Инверкидзинг! – Тебе не будет дороги назад, предатель! – Что ж, я буду с честью служить России. Уже уходя, Грейг обернулся:
– Прощай, Френд! Как жаль, что сегодня умер мой боевой товарищ!
В Гибралтаре «Иерархов» нагнала «Надежда Благополучия», за ней следом «Соломбала» и «Венера». Пополнив припасы, бригадир нанес прощальный визит местному генерал-губернатору Бойдому, и русские корабли устремились в лазурные воды Средиземноморья.
Скоро в Порт-Магоне собралась почти вся эскадра. Невзирая на личные обиды, Спиридов денно и нощно обмысливал верный план поиска и уничтожения турецкой силы. Да не тут-то было. Алексей Орлов в очередном письме велел делить эскадру на отряды. Одному из них под началом адмирала велено было идти в греческий порт Виттуло, другому под брейд-вымпелом Грейга в Ливорно, чтобы там принять на борт самого главнокомандующего. Братца Федора Алексей Орлов оставил при Спиридове, для догляду.
Спустя несколько часов Магонская гавань опустела, там остался лишь переполненный больными транспорт «Сатурн».
В эти дни Екатерина II писала Вольтеру: «Мустафа запрещал верить в возможность прибытия моего флота в Средиземное море. Он говорил, что это слух, распространяемый неверными для устрашения служителей Магомета. Блистательная Порта, несмотря на свою блистательность, не отгадала этого…»
Пока Первая русская Средиземноморская эскадра пробивалась через шторма к берегам Греции, далеко на востоке посреди бескрайних степей создавалась Азовская флотилия.
Тянулся к Дону бесконечной вереницей работный люд. Шли целыми артелями: мастеровые и кузнецы, конопатчики и плотники, парусники и канатчики. Вдоль Азовского побережья, рискуя угодить под татарские пули, лазили дотошные гидрографы адмиралтейств-коллегий. Осматривали старые причалы, замеряли глубины, описывали берега и отмели.
Алексей Сенявин уже побывал зимой 1769 года на Дону и в Таганроге, но пребывание то было непродолжительным. Едва командующий Азовской флотилией покинул Петербург, как сразу там застопорилась вся работа. Пришлось ему вскорости возвращаться и вновь заниматься бумагами, складами и обозами. Но, едва досидев до весны, он засобирался на юг, теперь уже окончательно. Перед убытием Сенявина приняла Екатерина II.
– Ваша и Средиземного моря экспедиции есть детища мои, под сердцем лежавшие, исход их благополучный вижу я во снах своих! – говорила ему императрица, поглаживая лежащего на коленях лохматого английского пуделя. – Таганрог и Азов – эти два драгоценных камня должны получить достойную оправу – вашу флотилию, адмирал. Разумеете ли вы это?
– Уразумею, государыня, только тесно мне будет средь берегов азовских!
– Придет время, – улыбнулась Екатерина, –
На Сенявина внимательно смотрели четыре глаза. Первые – с собачьей злобой, вторые – с нетерпеливым ожиданием ответа.
– Нет, Ваше Величество, – ответил контр-адмирал твердо, – Григорий Андреевич моряк искусный, а что плывет не скоро, так только по причине, что суда его починки требуют и служители болеют да мрут…
– Про то мне известно! – перебила его императрица. – Но от чего же они мрут?
– От горячек и поносов разных, – не моргнув, тут же разъяснил Сенявин.
– Фи! От поносов хороша можжевеловая водка. Могли бы набрать побольше да и пить понемногу! – Екатерина поморщилась и, встав, скинула колченогого пуделя с колен. Шурша шлейфом по паркету, подошла к контр-адмиралу: – Гибралтар нашим морякам казался концом света. Ничто на свете нашему флоту столько добра не сделает, как ваша и Спиридова экспедиции. Все гнилое и закостенелое наружу выйдет, и будет он обточен круглехонько. А я и все россияне будем ждать от вас подвигов на морях южных! Ведь на вас вся Европа смотрит. Вот что вчера я из Франции получила от одного из своих друзей. – Екатерина неторопливо подошла к стоявшей на низком столике шкатулке и, открыв ее, вынула письмо. Щуря близорукие глаза, зачитала по-французски: «Дай Бог, чтобы Ваше Величество успели завести на Черном море сильный флот. Вы, конечно, не удовольствуетесь продолжением оборонительной войны, и я весьма уверен, что Мустафа будет побит на суше и на море». Это пишет наш друг Вольтер, – проговорила она, положив письмо обратно, – мы все будем молиться за ваш успех!
– Не пощажу живота своего! – склонил голову Сенявин и, печатая шаг, покинул залу.
Вице-президент адмиралтейств-коллегий Иван Чернышев, сам собиравшийся убыть послом в Англию, напутствовал командующего Азовской флотилией с теплотой душевной:
– Бога ради, постарайся быть достойным имени сына Наума Акимовича. Дерзай, чадо!
Через несколько часов перекладной возок уже вовсю колотил Сенявина по ухабам российских дорог.
За Калугою завернул контр-адмирал в деревушку Комлево к двоюродному брату Николаю.
Был Николай помещиком руки средней, жил скромно. Служил он когда-то, как и все Сенявины, на флоте, но карьеры особой не сделал и рано вышел в отставку.
Встретились братья радостно. Сколько лет не виделись! Говорили несколько часов кряду, за столом сидя.
– Покажь-ка, Колька, мне недоросля тваво, – попросил наконец брата Алексей, от разговоров и угощений притомившись. Николай возражать не стал: – Митька, подь сюды! Прибежал Митька, худой и рослый мальчик.
– А чего, Колька, не сдать ли тебе недоросля своего в корпус? – потрепал по щеке племянника Алексей.
Сенявины в своей деревеньке едва перебивались, и выбирать не приходилось.
– Устроить помогу, – продолжал Алексей, – за этим дело не станет, сенявинской же породы малец!
– Премногим обяжете, Алексей Наумович, коль какую протекцию сделаете. Он спит-то у нас, весь раскидавшись, да руки за голову закидывает, не иначе, в чины высокие выйдет! – встряла в разговор хозяйская супружница. – Ладно тебе, помолчи! – рыкнул на нее Николай.
– Ну а сам-то ты как, в моряки желаешь? – поинтересовался у мальчика Алексей чуть погодя. – Хочу, дядюшка, ведь я ж сенявинского роду! Адмирал аж крякнул от удовольствия. – Решено, – сказал, – вези его в корпус!