Чеснок и сапфиры
Шрифт:
— В «Ла Гренуй» он этого не делал.
— Ты просто не заметила. Позвони ему, и сама увидишь. Предложи пойти в какое-нибудь незначительное заведение — в маленький корейский ресторан, в который мы с тобой ходили на прошлой неделе, — увидишь, что произойдет.
— И что же произойдет?
— Вы отправитесь в какой-нибудь модный ресторан. Не знаю, как он это сделает, но будет именно так. Готова держать пари: он не захочет, чтобы ты надела чужую личину.
— Почему?
— Как же он даст всем понять, что он твой начальник, если тебя никто не узнает?
— Не может быть! — воскликнула
— Спорим, — сказала Кэрол. — Если я ошибусь, то…
— …ты будешь всю неделю отвечать на мою почту.
— Хорошо. А если я права, то ты отведешь на обед меня и Дональда.
— В чужом образе? — спросила я.
— Ну, разумеется.
Она замолчала, что-то обдумывая.
— Если я выиграю пари, то я придумаю тебе нового персонажа.
— Замечательно, — сказала я. — Надеюсь, что проиграю, а то у меня идеи иссякли.
— Так чего ты ждешь? — спросила она. — Иди, звони Майрону.
Редактор выпуска выходного дня был унылым маленьким человечком. Седые волосы он затягивал в длинный хвост, зато ногти стриг очень коротко. В одежде предпочитал разнообразные оттенки коричневого. Майрон Розен был из разряда скучных способных людей, умело делающих свое дело. Он знал, какие статьи следует поставить в номер, а репортеров заставлял управляться в срок (если это не получалось, у него имелся запасной вариант). Он был довольно приятен, слегка утомителен и, как и многие младшие редакторы, тайно недолюбливал критиков и репортеров, с которыми работал. Он мстил им тем, что усовершенствовал собственный запах, настолько свирепый, что все, кто работал на третьем этаже, придумывали альтернативные маршруты, лишь бы обойти его стол. Те же, кому приходилось проводить время в непосредственной близости от начальника, поливали себя одеколоном, отчего угол, в котором он сидел, становился еще ядовитее. Я защищала себя тем, что перед каждой встречей проглатывала целиком зубчики чеснока.
— Майрон Розен. «Уик-энд».
По телефону он говорил сухо, по-деловому, в манере «Таймс». В реальной жизни его речь звучала вяло, а произношение отличала легкая шепелявость.
— Это Рут, вы просили позвонить.
Майрон сразу приступил к делу.
— Нам нужно обсудить будущие проекты, — сказал он. — Давайте, не тратя время, сходим на ленч.
Наступила пауза, я молчала.
— На следующей неделе, — твердо сказал он.
— Как насчет вторника? — спросила я. — Я зарезервировала стол в прекрасном маленьком корейском ресторане, недалеко отсюда. Еда вегетарианская и очень интересная. Они готовят, как буддийские монахи.
— Звучит привлекательно, — сказал он. — Позвольте, я посмотрю в свою записную книжку. — Я слышала, как Майрон листает страницы. — Вторник мне подходит, — сухо произнес он.
Выходит, Кэрол ошиблась!
Но тут Майрон вздохнул и добавил:
— Если вы не возражаете, мы пойдем в другое место. Я записался на прием к врачу на Верхнем Ист-Сайде, поэтому мне было бы удобнее встретиться с вами где-нибудь неподалеку.
— Гм, — сказала я после паузы. — Я хочу вспомнить, есть ли в той стороне рестораны, которые я должна проинспектировать.
Майрон не медлил ни секунды.
— Как насчет «Даниеля»? — спросил он, назвав
Кэрол все-таки не ошиблась. Я растерянно замолчала. Майрон уверенно продолжил:
— Мариаи Буррос написала статью об этом ресторане перед вашим приходом в газету. Она была очень строга.
— Мне понравилась ее рецензия, — сказала я. — Смелая женщина: дала «Даниелю» две звезды. Все были в шоке.
Мариан Буррос была абсолютно бесстрашна, и это качество делало ее лучшим критиком. По специальности она — репортер, пишущий о качестве потребительских товаров. Некоторое время Буррос являлась ресторанным критиком, однако у нее не было ни малейшего желания занять место Брайана. После его ухода в отставку она с большой неохотой взялась за эту работу — окунула перо в желчь и начала писать восхитительно злые статьи, прожигавшие газетные страницы. Главной ее целью стал «Даниель».
Шеф-повар ресторана «Ле Сирк» открыл свой собственный ресторан, и все считали, что ему немедленно присвоят четыре звезды, которые он оставил в прежнем заведении. Мариан, однако, не проявляла интереса к чужим ожиданиям. Она заявила, что еда была бы лучше, если бы Даниель Бул привел с собой своего прежнего заместителя по имени Сотта Кхун. В клубном мире американской еды намек на то, что Сотта — настоящий талант ресторана «Ле Сирк», получился взрывоопасным.
— Это была смелая статья, — признал Майрон, — но сейчас никому и дела нет до того, что думает Мариан. Критик теперь вы. Людям интересно услышать, что вы думаете о еде в «Даниеле».
— Возможно, вы правы, — сказала я (интересно, как он воспримет мои слова?) — Но ведь там меня немедленно узнают, если я пойду как есть. К тому же я обещала сыну провести утро вторника в музее Метрополитен вместе с его детсадовской группой, а туда-то я не могу пойти в гриме. И поэтому снова предлагаю вам корейский ресторан.
Майрон был тверд.
— На ленче у «Даниеля» на вас никто не станет обращать внимания, — заявил он.
— Не станет? — удивилась я. — Почему?
— Дамы, которые ходят туда на ленч, — сказал он самодовольно, — как правило приезжие. Мы среди них просто затеряемся.
— Он и думать не хочет о моем отказе, — сообщила я Кэрол, — так что ты победила. Мы идем в «Даниель», и я не буду маскироваться.
— В своем хрустальном шаре я вижу Майрона. Еще до десерта он произнесет твое имя, четко и громко, не менее десяти раз, — предрекла Кэрол пророческим голосом.
Все именно так и произошло. С одним исключением.
— Ты оказалась права на все сто, — сказала я впоследствии Кэрол. — Он назвал мое имя дважды, прежде чем мы уселись за стол, затем несколько раз упомянул название газеты. И каждый раз, когда официант оказывался поблизости, громко говорил мне о новом заведении, в котором я должна была побывать. Если бы ты сидела в десяти футах от нашего стола, точно бы знала, что я на него работаю. Но ты не сказала, что, когда мы уже будем уходить, он остановится и зарезервирует столик на другую дату. Все было сделано мастерски: я видела, как метрдотель поставил рядом с его именем звездочку. Значит, когда он придет, они весь вечер будут прыгать возле его стола.