Чеснок и сапфиры

Рейчл Рут

— Это какое-то сумасшествие, — удивился он. — А кто пойдет?

— Джул, — сказала я. — И он приведет с собой новую подругу. Говорит, что она нам понравится. Она художница.

Майкл, похоже, почувствовал облегчение.

— Не знаю, понравится ли нам еда, — сказал он, — но весело — точно будет.

Именно Джул познакомил меня с Майклом. Джула я знала еще с колледжа. Он стал для меня чем-то вроде кузена. С тех самых пор мы не теряли друг друга из вида. Джул путешествовал налегке. Сразу после того как я переехала в Беркли, Джул постучал в дверь дряхлого викторианского

дома, который я снимала вместе с группой друзей. Дело было ночью, и он только что порвал с любовью всей его жизни.

— Я ненадолго, съеду, как только найду себе что-нибудь подходящее, — сказал он, однако прошло восемь лет, и он по-прежнему жил там в свободной комнате, вместе со своим чемоданом.

Джул переехал в Лос-Анджелес вскоре после нашего переезда туда с Майклом. Какое-то время он держал чемодан в нашем доме в Лавровом каньоне. Теперь мы были в Нью-Йорке, а Джул с неизменным чемоданом перебрался в квартиру-лофт [41] в Сохо, хотя готов был сорваться оттуда в любую минуту.

41

Отличительные черты такой квартиры — многометровые потолки, окна-витрины, металлические балки, несущие конструкции, а также преобладание в отделке помещения металла, пластика и стекла.

Невысокий и худой, с лицом, состоящим из одних углов Джул обладал своеобразной элегантностью Уильяма Берроуза, [42] с которым состоял в дальнем родстве.

— Думаю, он наденет свой коричневый пиджак из потер, той кожи? — сказал Майкл.

— Скорее всего, — согласилась я. — Мне кажется, что другого у него и нет.

— Хорошо, — одобрил Майкл. — В ресторане от нас обалдеют.

Он открыл дверь шкафа и сказал:

42

Берроуз Уильям (1914–1997) — американский писатель-философ, дедушка киберпанка.

— Как думаешь, что мне надеть?

— Ничего особенного, — поспешно сказала я.

— Ну уж нет, — возразил Майкл, — я не должен от вас отличаться.

Он вытащил ярко-голубую рубашку.

— Думаю, что она подойдет.

— Да вы просто радуги какие-то! — воскликнул Ники, когда мы пришли пожелать ему спокойной ночи.

Няня рассмеялась.

— Никто не догадается, что вы критики, — сказала она со своим ирландским акцентом.

Взглянула еще раз.

— Посетителям придется надеть солнечные очки, иначе они ослепнут!

— Ваши приятели уже здесь, — сухо сказал метрдотель.

Прошло всего несколько недель с тех пор, как мы с Майроном сидели здесь за ленчем. (Что это он гак пристально меня рассматривает?) Чувствуя, что помада стекает на зубы, я переборола желание сбежать и заставила себя широко ему улыбнуться.

— Следуйте за мной, — сказал он и вышел из-за маленькой стойки. — Ваш стол еще не готов.

Стало быть, он меня не узнал!

Бросившись за ним вприпрыжку, я поняла: он надеется спрятать нас в глубине бара, надеется, что мы сделаемся невидимками. Но хотя он рысью несся к темному углу, в который усадил Джула, в нашу сторону повернулась каждая голова. Я хотела придать лицу самоуверенное выражение, но Бренда не позволила мне этого сделать: она заставила меня замедлить шаг, её большие губы растянулись в улыбке, а глаза с любопытством оглядывали помещение. Стратегия Кэрол работала независимо от меня, и я почувствовала удовольствие от того, что прятаться не понадобилось.

— Джул! — воскликнул Майкл, когда мы наконец пришли.

Метрдотель смущенно указал нам на стулья и поспешно удалился.

— Я хочу представить тебя Бренде Роуз.

Джул оглядел меня, его губы дрогнули в улыбке. На нем, как мы и предполагали, был неизменный коричневый кожаный пиджак. Он не поднялся.

— Хорошо, — сказал он. — Можно сказать, удивительно.

У женщины, сидевшей рядом с ним, были длинные черные волосы. Она и одета была во все черное — юбка, свитер, колготки и туфли без каблуков. Так выглядели битники в шестидесятых годах.

— Это Лорна, — сказал Джул.

Она протянула руку поверх лежавших на столе орехов и цветов.

— Спасибо за то, что пригласили, — сказала она. — Невероятно, что я здесь. Мне всегда хотелось посмотреть, как выглядят подобные заведения.

Мы с Майклом втиснулись в отведенное нам маленькое пространство. Наши колени соприкасались.

— Мне нравится это в Нью-Йорке, — продолжила Лорна, указав на теплый темный зал. — Час назад я гнала от дверей своей квартиры торговцев наркотиками. Потом шла по пропахшим мочой улицам, спускалась в мерзкую подземку и через пятнадцать минут я оказываюсь здесь. — она указала на женщину в платье с большим декольте (щедро открытое, оно позволяло ей демонстрировать бриллиантовое ожерелье), — и вижу все это.

Как только она сказала это, женщина поднялась и решительно направилась в нашу сторону. Она тоже была рыжеволосой, но из разряда холеных женщин. Я смотрела на нее и чувствовала, что ее время разделено на две части: посещение косметички и персонального тренера.

— Мне страшно нравится ваш жакет, — сказала она и погладила шелк. — Вы его купили в Китае?

— Нет, — ответила я, — в магазине подержанной одежды на Томпсон-стрит.

— О, — сказала женщина и разочарованно отступила на шаг. — Как жаль! Я на следующей неделе еду в Гонконг. Думала, что вы можете подсказать мне, где продается винтажная одежда.

Она повернулась, собираясь вернуться на свое место, когда появился официант с маленьким серебряным подносом.

— Эти гужеры, — сказала она, — просто восхитительны.

Она взяла с подноса пирожок, словно мы были гостями на вечеринке.

— Эй! — удивленно воскликнул официант.

— Это же нам принесли, — сказал Джул.

— Незнакомцы всегда с вами заговаривают? — спросила Лорна.

— Они говорят с Брендой, — сказала я и замолчала, потому что положила в рот пирожок и сосредоточилась на своих ощущениях: рот наполнился горячим сырным духом.