Чеснок и сапфиры
Шрифт:
— Да, мадам, у утки поджаристая корочка. Да, мадам, мы будем счастливы приготовить вам эту утку и подать половину, как вы и просите. Вторую половину я съем сам.
Он весело смеется, и ее рубины благодарно сверкают.
Слева от меня он вмешивается в разговор двух джентльменов, занятых рассказами об издательском бизнесе пятидесятилетней давности. Он предлагает им вместо простого салата из зеленого горошка взять холодную спаржу. Джентльмен ест и, вздыхая, вспоминает садовника своего дедушки. Насколько я могу судить, все посетители весьма довольны.
И даже мы.
— Тра-та-та, бум! — сказал он, целясь в даму в розовых гардениях.
Она подскочила. Кажется, такую историю невозможно придумать. А может, все-таки выдумал? Уж слишком очевидным был намек.
На улице Джон спросил:
— Как думаете, вас узнали?
Я сказала, что это весьма вероятно и что Бренда получила здесь боевое крещение. Он сказал, что хотел бы прийти со мной в ресторан, когда я буду в чужом обличье. Я сказала, что как-нибудь это устрою. Я лгала: он ни за что не увидит Бренду.
Когда закончила писать заметки, снова позвонила «Шестая страница» и сказала, что Мими Шератон не желает принимать участия в войне, развязанной Брайаном. Хочу ли я как-то прокомментировать это заявление? Меня так и подмывало ответить, но я помнила то, что советовала мне Кэрол. Как только я положила трубку, телефон снова зазвонил. Не выслушав, я тут же закричала:
— Повторяю, я не хочу с вами говорить!
— Вы со мной еще не говорили, — сказал плаксивый мужской голос. — Мы вообще не общались.
— Кто говорит? — осведомилась я.
— Давид Шапиро, — сказал нытик, — вы принадлежите мне.
— Прошу прощения? — удивилась я.
— Вы моя, — сказал он и громко рассмеялся.
Смех походил на лошадиное ржание, так он показывал, что шутит.
— Вчера вечером я выиграл благотворительный конкурс и заслужил право на ужин с ресторанным критиком «Нью-Йорк таймс».
— Вижу, вы даром времени не теряете: сразу заявили свои права, — заметила я.
Обычно проходило несколько месяцев, прежде чем ко мне обращались люди, завоевавшие возможность обедать вместе со мной. Иногда они и вовсе не звонили.
— Зачем ждать? — ответил он. — Я бы хотел заранее договориться.
Я предложила ему ужин в «Айси». Он сказал, что ни разу о нем не слышал.
— Хороший ресторан, — сказала я. — Я была там три раза. Назван по инициалам Эрика Клэптона. [73] Он один из владельцев. Там работает талантливый молодой французский шеф-повар, его блюда произвели на меня большое впечатление.
73
Знаменитый английский ритм-энд-блюзовый музыкант (р. 1945 г.).
— Я заплатил за этот ужин кучу денег, — угрюмо проговорил Шапиро.
Когда я не ответила, он добавил:
— Я намерен их оправдать.
— Понимаю, — сказала я.
— Условие сделки, — сказал он, — заключается в том, что ужин должен состояться в ресторане, против которого ни у одного из нас не будет возражений. А с тем, что предложили вы, я не согласен.
— Как насчет «Канделы»? — предложила я.
— Тоже не слышал, — сказал он.
— Разумеется, не слышали, — ответила я. — Он новый.
— Я заплатил тысячи, — сказал Шапиро. — Думаю, что заслуживаю ресторана, о котором мне что-то известно. Может быть, «Даниель»?
— С «Даииелем» я не работаю, — возразила я.
В последующие пять минут он перечислил самые дорогие рестораны Нью-Йорка. В порядке убывания. Разочаровавшись, что ни один из них не входит в мои планы, он оборвал разговор, прибавив, что скоро позвонит мне еще раз. В этом я не сомневалась.
Менее чем через сутки господин Шапиро снова был на линии. Услышав его голос, я внутренне простонала. Человек, которого я ни разу еще не видела, успел привести меня в страшное раздражение. Может, и я произвела на него такое же впечатление? Судя по его тону, это было весьма вероятно. Голос Шапиро звучал агрессивно. Он сказал, что потерял терпение и хочет предложить мне список ресторанов, которые считает приемлемыми.
— Послушайте, — сказала я в изнеможении, — вы не купили права на выбор ресторана. «Нью-Йорк таймс» всего лишь предоставила вам право на ужин с ресторанным критиком. Большинство людей счастливы пойти туда, куда я их приглашу.
— Большинство людей не разбираются в еде и вине, — заметил Шапиро. — Я себя называю гастрономическим воителем. Многие годы я изучал гастрономию. И виноделие. У меня превосходная коллекция вин. Могу поспорить, что она лучше вашей.
Я не стала ему говорить, что пари он точно бы выиграл.
— Я хочу пить по-настоящему хорошие вина, — продолжил он. — В конце концов, я очень дорого заплатил за этот ужин.
— Ну прекратите! — закричала я. — Вы не заплатили ни пенни! Вы просто перечислили деньги в благотворительный фонд, за это вам значительно уменьшат налоги. Ваши деньги получит больница. А что получу я от этой сделки? Ужин с вами!
Я прижала руку к губам, в ужасе от вырвавшихся у меня слов. Но Шапиро сказал лишь:
— Кажется, вы это уже упоминали.
Если бы я обладала хоть каплей здравомыслия, то взяла бы господина Шапиро в «Даниель» или «Леспинасс» или в «Ле Сирк» и быстренько бы от него отделалась. Но если уж я должна была пострадать, то пусть и гастрономический воитель тоже помучается.
В переговорах прошло несколько недель. Он предложил «Ле Селебритэ», я ответила рестораном «Ле Сирк». Он предложил «Шантерель», я — «Солеру». Когда он назвал «Каравеллу», я радостно сообщила, что он опоздал: рецензия об этом ресторане должна была появиться в «Таймс» на следующий день.