Честь и бесчестье
Шрифт:
— Я вполне заслужил этот выговор, — возразил герцог. — Вам действительно не стоило принимать участие в том, что ваша добрая нянюшка назвала «сомнительными затеями».
— Нэнни была просто в ужасе, когда я ей все рассказала. Ведь она с детства приучала меня никогда не лгать…
— И была абсолютно права.
«А ведь он что-то скрывает от меня», — подумала Шимона и с тревогой посмотрела на герцога.
Она почувствовала, что между ними внезапно возник некий непреодолимый барьер, но в чем именно он состоит,
Герцог был, как всегда, любезен и вежлив, но вместе с тем несколько сдержан. Когда они вдвоем обедали в отдельном кабинете дорожной гостиницы, он вдруг так взглянул на Шимону, что ей стало не по себе.
Алистера с ними не было — он поехал встретиться в Нортгемптоне со своим другом, — и Шимона опасалась, что Нэнни не позволит ей остаться с герцогом наедине. Но как ни странно, та без звука удалилась в общую обеденную залу, куда ей и камердинеру герцога подали ленч.
К тому времени фаэтон уже преодолел весьма значительное расстояние, и быстрая, захватывающая дух езда заставила Шимону ощутить зверский голод.
Впервые с тех пор, как не стало отца, девушка почувствовала, что горе, окутывавшее ее словно туманом, понемногу отступает и она уже в какой-то степени вновь может наслаждаться сиянием светлого дня.
Она и не предполагала когда-нибудь снова встретиться с герцогом, а между тем сейчас он был рядом с ней. Шимона слышала его голос, наслаждалась его близостью, и чувство радости и счастья овладевало ею с каждой минутой все больше и больше.
Она сняла дорожный плащ, капюшон которого был отделан красивым мехом, и ее светлые густые волосы выглядели солнечным пятном на фоне темных дубовых панелей гостиницы.
Когда с едой было покончено и слуги убрали со стола, Шимона подняла свои ясные голубые глаза на герцога.
— Я… никогда не думала… что мы с вами снова встретимся… — тихо сказала она.
— Это было ваше решение, а не мое.
— Я знаю, мне не следовало соглашаться на все это… Но иначе я не смогла бы увезти папу в Италию…
Герцогу следовало бы воспользоваться этим поворотом в разговоре и снова сказать, что он не допустил бы ее отъезда, но, к ее удивлению, он ничего не ответил, а встал из-за стола и довольно сухо напомнил:
— Если вы готовы, то нам пора в путь.
Его тон был странно резким, а во взгляде появилось новое выражение, смысла которого Шимона не уловила. Казалось, герцог всеми силами избегает ее взгляда.
— Что-нибудь случилось? — робко спросила девушка.
— Нет. Ничего не случилось, — отрывисто бросил он.
— Вы изменились… Должно быть, Нэнни сказала вам что-нибудь… неприятное. Пожалуйста, не обращайте на нее внимания! Я ни на секунду не поверила ничему, рассказанному… о вас.
— Ни на секунду не поверили? — с расстановкой переспросил герцог. — И что же она вам наговорила?
Шимона
— В общем-то ничего определенного… Только то, что мой отец не одобрял некоторых ваших… поступков.
Герцог отошел к камину и не сводил глаз с пламени, повернувшись к Шимоне спиной.
— Ваш отец был совершенно прав, — произнес он. — И все слышанное им обо мне соответствует действительности. А теперь идемте. Уже темнеет, а впереди у нас еще долгий путь.
Шимоне ничего не оставалось делать, как надеть плащ и последовать за герцогом туда, где их ожидали фаэтоны.
В экипажи уже впрягали свежих лошадей. Шимона узнала, что они принадлежали герцогу и в любую минуту были наготове — на тот случай, если их владельцу вздумается ехать в свое имение в Лестершир.
Нэнни стояла рядом, ожидая выхода Шимоны, чтобы помочь ей сесть в фаэтон.
— Если вы замерзнете или пойдет дождь, мисс Шимона, — озабоченно сказала она, — переходите в мою карету. Не хватало еще вам простудиться!
— Но мне очень тепло! Не беспокойся, Нэнни, — успокоила ее Шимона. — Кроме того, у фаэтона есть откидной верх. Мы можем поднять его, если понадобится.
Нэнни сердито поджала губы, а Шимона заторопилась к своему экипажу, боясь, как бы старушка опять не начала ворчать.
Девушка предпочла бы путешествовать без своей зоркой дуэньи, но она понимала, что Нэнни настояла на этом условии и сумела убедить герцога в его необходимости. Наверное, он и сам решил, что молодой леди приличнее путешествовать с пожилой спутницей, чем одной.
«Но ведь я совсем не леди, — с тоской думала про себя Шимона. — Я всего-навсего дочь актера и сама сейчас играю роль. А кроме того, такой несчастной я себя еще ни разу в жизни не чувствовала, а все из-за того, что влюбилась!..»
Да, она и в самом деле была в эти минуты очень несчастной. Причиной тому было странное поведение герцога, но не только это. Все больше и больше Шимона убеждалась в том, что не ошиблась — барьер между ними действительно существует.
А между тем герцогу было достаточно ласково улыбнуться Шимоне или заговорить с ней своим глубоким грудным голосом, чтобы сердце у нее в груди перевернулось, а душа наполнилась светлой мушкой.
«Я люблю его!» Эту фразу за время путешествия Шимона повторила про себя бессчетное количество раз.
Ее охватывала сладостная дрожь каждый раз, когда плечо герцога касалось ее плеча или он оборачивался к ней и их взгляды встречались.
В такие мгновения она забывала об этом проклятом барьере. Не имело значения, что говорит или как ведет себя герцог.
Да, он умел, если хотел, сдерживать свои чувства — а чувство между ним и Шимоной существовало, в этом не было никаких сомнений, ибо даже он был не в силах контролировать выражение собственных глаз.