Шрифт:
Глава 1
— Как ты себя чувствуешь, папа?
— Все… будет… хорошо… — с усилием выдохнул Красавец Бардсли.
Однако вопреки этим обнадеживающим словам он с огромным трудом опустился на стул в своей гримерной, и лицо его, отраженное в зеркале, выражало отчаяние.
Шимона, стоявшая у него за спиной, пребывала в замешательстве: что же теперь делать?
Приступ кашля, который настиг ее отца в тот момент, когда они вдвоем проходили через служебный вход в театр, казалось, отнял у него последние силы.
Не
Поднести стакан к губам Красавцу Бардсли удалось лишь двумя руками.
Несколько глотков напитка, казалось, немного взбодрили его, и слова, обращенные к дочери, прозвучали уже гораздо спокойнее:
— Ты не должна была приходить сюда.
— Я ни за что не оставлю тебя, папа, — решительно возразила Шимона. — Ты знаешь не хуже меня, что тебе сегодня вообще не следовало бы играть.
Красавец Бардсли промолчал — им обоим было слишком хорошо известно, что он мог бы возразить на это.
Он должен работать.
И не только потому, что на его актерское жалованье существовали он сам и его дочь, но и потому, что примерно через неделю в Королевском театре «Друри-Лейн» будет решаться вопрос о назначении ему пенсии.
Трясущимися руками Красавец Бардсли достал из жилетного кармана часы.
— У вас еще масса времени, мистер Бардсли, — успокаивающим тоном произнес Джо Хьюитт, делая вид, будто поверил, что хозяина тревожит именно это.
Красавец Бардсли глубоко вздохнул.
Все трое прекрасно понимали состояние актера, Даже облачение в костюм Гамлета стоило ему немалых трудов. Но Шимона надеялась, что привычная обстановка сцены и особенно аплодисменты горячих поклонников придадут отцу новые силы. С текстом, конечно, никаких затруднений не будет — ведь Бардсли уже много лет, и блистательно, играл эту роль.
В эти минуты Королевский театр «Друри-Лейн» заполнялся публикой, которая не сомневалась, что Красавец Бардсли — один из самых прекрасных актеров, когда-либо ступавших на подмостки «Старого Друри».
Они пришли насладиться игрой любимого артиста, хотя сам театр в настоящее время переживал не лучшие времена.
Миссис Сара Сиддонс [1] , властвовавшая здесь подобно королеве в течение двадцати одного года, отбыла из Лондона на отдых, а когда вернулась, предпочла родному театру сцену «Ковент-Гарден».
Найти актрису, способную заменить миссис Сиддонс, представлялось трудностью почти непреодолимой.
Но когда на афише стояло имя Красавца Бардсли, публика по-прежнему ломилась в зал. Жаль только, что состояние здоровья самого актера не всегда позволяло ему в полной мере оправдывать ожидания зрителей.
1
Сара Сиддонс (1755–1831) — английская актриса из артистической семьи Кембл. Исполняла трагедийные роли, прославилась в пьесах Шекспира. — Здесь и далее примеч. пер.
Наклонившись за коробочкой с гримом, Бардсли увидел в зеркале отражение Шимоны.
— Ты не должна была приходить сюда, — повторил он. — Тебе ведь известно — я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя в театре.
— Вот пусть Джо никого к тебе и не пускает, — со смехом парировала Шимона. — И потом, папа, ты бы лучше отдыхал между актами, вместо того чтобы принимать праздных посетителей.
— Я обещал твоей матери, что ты не будешь иметь ничего общего с театром, — продолжал настаивать Красавец Бардсли.
— И мы ни за что не нарушим ее волю, — заверила его Шимона. — Но я уверена — мама сама не позволила бы мне оставить тебя в таком состоянии. Ты ведь болен!
Она снова взглянула на отца и тихо спросила:
— Может быть, лучше все же отменить представление?
Основания для тревоги, несомненно, имелись: Красавец Бардсли был бледен как полотно, губы его посинели, глаза полуприкрыты — он даже с трудом поднимал веки.
— Ни за что! — страстно возразил он и потребовал:
— Ради Бога, Джо, дай мне еще немного бренди!
Костюмер схватил пустой стакан и ринулся к столу с напитками, на котором стояло несколько бутылок и огромное количество бокалов.
Шимоне было хорошо известно, что львиная доля доходов ее отца уходила на приемы для светских щеголей — неизбежной свиты любого знаменитого актера.
Помимо этого, Бардсли частенько угощал членов труппы, которые, по его мнению, нуждались в помощи, а иногда просто в глоточке чего-нибудь возбуждающего.
По меньшей мере три четверти еженедельного жалованья Красавца Бардсли перекочевывало в карманы тех, кто сумел разжалобить его душещипательной историей о своих несчастьях или действительно пребывал в нужде.
Многие собратья-артисты имели все основания благословлять Бардсли за то, что он спас их от нищеты, голода или тюрьмы.
Любой обнищавший актер или актриса могли быть уверены в получении помощи в память о тех днях, когда они вместе играли на сцене, или просто потому, что не накормить, не обогреть и не оплатить долгов собрата по профессии известный актер просто не мог.
Увы, в результате подобной щедрости страдала прежде всего семья — жена и дочь Бардсли.
Несмотря на то, что уже многие годы он получал очень высокое жалованье, сбережений у него не было. Тратилось все до последнего пенни, причем в основном на товарищей по профессии.
И все же, глядя на отца сейчас, Шимона знала: ни за что она не хотела бы видеть его иным.
Даже в эту минуту, больной, с трудом ворочавший языком, он был поистине великолепен.
Его обаяние завораживало публику, а глубокий грудной голос, казалось, проникал в сердца тех, кто ему внимал.