Честь и долг
Шрифт:
Наконец остались только Рябушинский, Челноков, Львов, Грузинов, Мануйлов и Гриша. Они удобно расположились по креслам и на диване. Старый камердинер привез стеклянный столик на колесиках, вывезенный еще до войны из Англии. На столике дымились чашки крепчайшего кофе и чуть плескались маленькие рюмочки с коньяком. Рябушинский отказался от кофе, и ему немедленно была доставлена чашка чая. Начался разговор среди своих.
Сошлись на следующей программе: конфликт правительства с Государственной думой неизбежен; ни на какие уступки и соглашения ни Прогрессивный блок, ни президиум Думы "in corpore" [5] не пойдут; следовательно,
5
В полном составе (лат.).
Гости с удовлетворением приняли приглашение Александра Ивановича провести такие заседания в его подмосковном имении. Хозяина не остановило даже то, что собравшаяся в ею загородном доме нелегальная Государственная дума обратится к стране с воззванием, в котором укажет, что правительство умышленно ведет Россию к поражению, дабы заключить союз с Германией и с ее помощью водворить в стране реакцию и окончательно аннулировать акт 17-го октября. Распространение такого воззвания в действующей армии брал на себя Александр Иванович Гучков, при содействии известных ему офицеров строевых и запаса. Противоправительственную пропаганду решили возложить на штабс-капитана Котельникова, получившего ряд боевых наград за свою службу охотником [6] в Можайском полку и широко воспевавшегося в газетах. Котельников был выбран главным образом за то, что еще до войны славился как один из самых ярых членов кадетской партии. Кроме того, он был московский миллионер и землевладелец Саратовской губернии, охотно жертвовавший большие суммы на дело «революции», то есть кадетам, эсерам и меньшевикам…
6
Так называли войсковых разведчиков.
Далеко за полночь гости разошлись. Остался один Гриша, он должен был доложить хозяину о том, кто и как воспринимал откровения Коновалова.
— Александр Иванович! — с восторгом выдохнул он. — Вы пробудили дух римского гражданства! Полная победа! Даже купцы из группы Поплавского — ваши бывшие недруги — говорили, расходясь, что у вас самая светлая голова во всей первопрестольной, "Вас надо слушать"!
9. Петроград, начало декабря 1916 года
Дверь открылась медленно. На пороге Маша — Мария Георгиевна Павлова, старый товарищ, вместе с которым десять лет тому назад Василий вступал в партию.
— Василий! Вот не ждали!.. Здравствуй, проходи скорее! — радостно встретила его хозяйка квартиры. — Да какой же ты важный! Эк, сколько у тебя лычек!.. Верный слуга царю? А?!
Рослый, широкоплечий старший фейерверкер снял папаху, обнажив седеющую черную шевелюру, расстегнул шинель, и Маша снова ахнула, увидев полный Георгиевский бант.
— Митя! Смотри, каким стал наш Василий! — крикнула она в комнату. Раскрыв объятия, с порога двинулся на Медведева скуластый, с пышными усами, узкоглазый Дмитрий Андреевич. Он был немножко похож на Горького, знал это и легкими штрихами — вроде горьковских усов и волжского оканья — еще подчеркивал это. Алексей Максимович был его старым знакомцем — Дмитрий Александрович был тот самый сормовский рабочий, который сказал Горькому о Ленине: "Прост, как правда!" Он еще в 1899 году вступил в РСДРП, был одним из создателей Нижегородской и Сормовской организации партии. Теперь Павлов работал модельщиком на Ижорском заводе, а его квартира служила местом сборов Русского Бюро ЦК.
Старые друзья крепко обнялись.
— Ты вовремя пожаловал, ерой! — прищурил темные глаза Дмитрий Александрович. — Сегодня у нас собрание Русского Бюро вместе с Петербургским комитетом. Вот ты и расскажешь, как распропагандировал армию…
Павлов ласково потрогал Георгиевские медали и удивился:
— Поди ж ты! Храбрец какой, оказывается, наш большевик! Вы все такие агитаторы на фронте?
— Приходится стараться! — улыбнулся Василий. — Если хочешь иметь авторитет у солдат… Трусов и паникеров никто не станет слушать, а вот если неробкий человек говорит о том, что войну кончать надо — его слушают…
— Правильно объясняешь… — развел руками Павлов. — А теперь прошу перекусить с дороги. Там, — кивнул он на комнату, — все старые товарищи собрались, и еще подойдут…
Хозяин пропустил гостя вперед. Бравый фронтовик предстал перед очами членов Русского Бюро ЦК, Петербургского и Выборгского комитетов РСДРП Залуцкого, Скороходова, Чугурина, Шутко, Каюрова, Свешникова, Лобова и Нарчука. Партийцы расположились вокруг стола, на котором кипел самовар и стояли вазочки с вареньем, сушки, нарезанный хлеб и тонкие стаканы на стеклянных блюдцах. В комнате оставалось еще довольно места на клеенчатом диване и венских стульях для тех, кто должен прийти позже. Настенные часы пробили семь.
Громкие приветственные возгласы встретили Медведева. Все дружно уставились на Георгиевские медали Василия, поглядывали с легкой иронией на его погоны. Василий, не смущаясь, пил чай, налитый ему хозяйкой, с удовольствием закусывал куском хлеба, намазанным вареньем. Его голубые глаза весело улыбались старым друзьям и соратникам.
— Если и младшие офицеры против царя, то революция победит! — раздался за его спиной голос. Это вошел Полетаев. Прибыли еще двое товарищей, незнакомых Василию. Легкий общий разговор постепенно угас, лица посуровели.
Позже всех пришла Елена Дмитриевна Стасова. Она только в ноябре смогла выбраться из сибирской ссылки на побывку в Петроград, вынуждена была стать под гласный надзор полиции и почти полдня отрывалась и от «негласного» ее надзора, чтобы не привести с собой филера к Павловым.
Елену Дмитриевну сразу же посадили на председательское место, налили горячего чаю. Стасова блеснула стеклами пенсне на Василия, но не сказала ни слова. Воцарилось молчание.
— Товарищи, — негромко обратилась Елена Дмитриевна к собравшимся. Нашу сегодняшнюю встречу протоколировать не будем, поскольку она не формальная, а, так сказать, вспомогательная. Нам надо обсудить политическую ситуацию и наметить план действий на ближайшее будущее. Следует лучше подготовиться к 9 января и продумать, что приготовят рабочие самодержавию к годовщине Кровавого воскресенья… Кто просит слова?
Встал Иван Чугурин, тонкий, нервный, с правильными чертами лица, аккуратным пробором темных волос, в черной косоворотке. Василий давно завидовал Ивану, что тому посчастливилось пройти курс революционных наук в ленинской школе в Лонжюмо, под Парижем. Именно там Иван превратился из плехановца, оппортуниста в верного ленинца. Теперь Чугурин был секретарем Выборгского и членом Петербургского комитетов РСДРП.
— Кризис нарастает, настроение масс на заводах и фабриках боевое, констатировал Чугурин. — Есть возможность перехода к широким революционным действиям. К годовщине 9 января мы должны призвать питерский пролетариат к политической забастовке с устройством митингов. На этот раз мы должны развернуть выступление вширь и вглубь вплоть до решительного сражения с самодержавием!