Честь и долг
Шрифт:
Румянцев с перекошенным от злости лицом говорил по телефону. Бросил трубку, не говоря ни слова, и схватился за папиросы.
— Мерзавцы, кретины безмозглые! — дал он выход своему раздражению. Как же можно среди бела дня без артподготовки начинать атаку на открытом месте?! Ведь от наших окопов до немецкой линии целую версту надо идти, а немец сидит наверху, на таком же высоком берегу, и будет палить из пулеметов! Да еще и проволоки черт знает сколько он накрутил перед своими окопами да блиндажей настроил!.. Вот тебе и генеральские комплименты! Наверное, в первом полку нашлись умные люди!..
Обычно сдержанный, подполковник пересыпал каждое слово своего монолога отборной казарменной руганью, адресованной не только генералу, но и повыше. Собравшиеся ротные и взводные с сочувствием
Снова раздался зуммер телефона. Румянцев махнул рукой Крылову: "Сними!"
Капитан послушал и доложил:
— Начальник дивизии приказал немедленно начинать наступление!
Орлов простуженно шмыгнул своим крупным носом:
— Вероятно, мы будем производить демонстрацию, а наступать станут соседи справа! — высказал он предположение.
— Демонстрация, демонстрация… — злобно повторил подполковник и покрыл автора этого предположения, а вместе с ним бога, душу, немцев, штабных, генералов, союзников, интендантов и всех тыловых крыс многоэтажным адресом из существительно-глагольно-прилагательных конструкций.
Потом он встал, опоясался ремнем с надетой на него кобурой револьвера, перекрестился и сказал:
— Прости мне, господи, что поведу на бессмысленный убой моих стрелков, аки скот какой!.. Как я им в рожу-то гляну, когда в атаку подниму?!
— Не в первый раз, господин полковник… — отозвался капитан Крылов. Мы можем смотреть им в глаза — ведь с ними идем, а не в блиндажах с генералами остаемся!
17. Петроград, декабрь 1916 года
Холодным английским поклоном Коновалов приветствовал собравшийся штаб буржуазной армии, готовившейся к похищению скипетра и державы у дома Романовых, безраздельно владевших ими триста лет. Господа заговорщики радушными, любезными, очаровательными улыбками встречали своего собрата. За спиной Коновалова явственно вырисовывались капиталы и промышленная мощь первопрестольной Москвы, и с ним следовало считаться. К тому же он был одним из самых деятельных организаторов ложи, никогда не скупился, когда надо было пожертвовать десятки тысяч на благое дело. О его щедрости ходили легенды. Говорили даже, что он дает деньги Горькому на издание газеты "Новая жизнь", отмеченной явным меньшевистским креном.
Коновалов сразу же сделался центром всего собрания. Его ждали. Некрасов тут же предоставил ему слово.
— Меня беспокоят слухи, которые распространяются по Петрограду относительно заговора гвардейских офицеров против Николая Александровича, по-хозяйски без предисловий высказал Коновалов продуманное в автомобиле. Чтобы нас не опередили царь и Протопопов, следует максимально ускорить подготовку к делу. Главную работу надо совершить до пасхи. Александр Иванович, — обратился он к Гучкову, — расскажите, как обстоят дела с военными?
Обрюзгший, усатый Гучков, одетый в отличие от других господ в английский френч цвета хаки, такого же цвета брюки, в светло-коричневых крагах и ботинках на толстой подошве, на несколько секунд задумался, собираясь с мыслями. Потом вздохнул, как паровоз, трогающийся с места.
— Александр Иванович прав… — выдохнул он. — Надо назначать срок переворота. Иначе может быть поздно — либо Николай Романов что-нибудь придумает, либо разразится народная революция, кровавый бунт, который отнимет у нас все то, что мы можем получить в результате переворота.
— Правильно! — горячо подался в сторону Гучкова молодой Терещенко. У него всегда на щеках — то ли от чахотки, то ли от отменного здоровья горели красные пятна, как у купчих на картинах Кустодиева. Теперь эти пятна от возбуждения просто пылали. — Александр Иванович правильно говорит, что нам пора прекратить пустые мечтания. Плебс нас опередит, да к тому же, кажется, эти большевики успешно разжигают массу…
Гучков надул недовольно щеки. Он не любил, когда его прерывали. Терещенко понял и отпрянул назад, в свое кресло.
— Я готов доложить братьям, как складывается обстановка в военных кругах, — грозно пробасил Гучков. — Я и Терещенко склонили практически всю верхушку армии споспешествовать нашему делу. Во-первых, получено согласие генерала Алексеева. Подозреваю, что из-за встреч со мной и особенно из-за нашей переписки государь удалил его якобы по болезни в Крым. Ха-ха, коротко хохотнул Гучков. — Но Василий Иосифович Гурко, исполняющий должность начальника штаба Ставки, полностью наш человек. Он всей душой предан идее замены Николая Александровича его братом Михаилом и установления конституционной монархии вроде английской… Генералы в Ставке поручили представлять их в Петербурге в момент смены власти генералу Крымову. Мы договорились, что Александр Михайлович Крымов в начале марта будет командирован в Петроград, чтобы стать во главе военной части нашего братства. Далее. Генералы Рузский и Куропаткин высказались благожелательно. Брат Терещенко встречался с Брусиловым. Этот популярный герой сказал ему: "Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду с Россией". Так что Юго-Западный фронт не будет противодействовать нам…
Общие положения, изрекаемые Гучковым, Коновалов знал и, не вслушиваясь в них, разглядывал убранство двух соединенных помещений банка. Коллежскому секретарю было удобно наблюдать и за игрой настроений на лицах присутствующих.
Наконец Гучков заговорил вполне конкретно.
— Есть несколько вариантов военного плана, — грозно вымолвил он, словно подозревая сопротивление. Но никакого протеста не отразилось на лицах братьев.
— Действовать в Царском Селе или Ставке опасно. Могут вступить в дело неучтенные силы в виде частей или офицеров, верных императору. Поэтому Гурко или Алексеев, если его удастся вернуть из отпуска-ссылки, должны выманить царя из Царского Села сначала в Ставку, чтобы изолировать его от Александры Федоровны. Затем, после краткого пребывания в Ставке, откуда Николай Романов может все же быстро связываться с Александрой, Протопоповым или верными ему людьми по прямому проводу, его следует снова услать оттуда и доставить на арену действия. Таковой я предлагаю одну из железнодорожных станций на пути следования царского поезда в Новгородской губернии. Там, в одном из бывших аракчеевских поселений, расположена гвардейская часть, с которой связан князь Дмитрий Вяземский, сын известного члена Государственного совета, бывшего управляющего уделами, потерпевшего в свое время за либерализм. Молодой Вяземский — уполномоченный Красного Креста, камер-юнкер, он стоит во главе летучего санитарного отряда, созданного на средства Петербургского бегового общества…
— Вы имеете в виду-с не ту ли дивизию, которая так часто отступала, что получила название "Петербургского бегового общества"? — ехидно спросил адвокат Керенский, тощий, сутулый, с угреватым носом и короткой прической торчащих черных волос.
Гучков грозно посмотрел на него, но не удостоил ответом, хотя брат Керенский и был генеральным секретарем ложи. Все тоже сочли выпад Александра Федоровича за неуместную в серьезных делах шутку. Но что было взять с краснобая-адвоката!
— Отряд князя входит в состав того района, которым я имею честь руководить и, следовательно, осуществляю там полное влияние, — продолжал Гучков. — Помимо того, следует к середине марта вызвать в Петроград те части, командиры которых верны нам и могут положиться на своих солдат. Это требуется для страховки переворота в столице и Царском Селе, где надлежит арестовать императрицу, объявить царевича Алексея царем, а великого князя Михаила Александровича регентом при малолетнем царе… С этой целью предполагается для начала уговорить царя поочередно перевести в столицу гвардейские кавалерийские полки на отдых и для поддержания порядка, а запасные части, среди которых сильна большевистская агитация, вывести на фронт или в другие города. Дело облегчается тем, что Протопопов стоит на такой же точке зрения в отношении петроградских запасных полков и готов подыграть нам. Кроме того, царь хотел бы ввести в Петроград столь любимый им гвардейский экипаж, не подозревая, что антиправительственное настроение матросов и офицеров этого экипажа созрело еще до войны. Во время моего свидания с генералом Гурко, — докладчик нажал на слово «моего», — Василий Иосифович обещал, что сознательно не выполнит приказа царя и направит в Питер именно те части, которые мы ему укажем…