Честь смолоду
Шрифт:
– А вот в самом себе ты не ищешь порядка, Якуба.
Вокруг нас собирались заинтересованные разговором бойцы, и это начинало смущать Якубу.
– Як так, товарищ командир?
– Обрекаешь себя раньше времени на смерть.
– Чему быть, тому не миновать, товарищ командир. Кабы в орлянку играли – другое дело, а то по всему видать – лобовая атака.
– Ты спросил меня, почему я не пишу завещания, не сдаю деньги, не готовлюсь, стало быть, отправиться на тот свет?…
– Был такой вопрос…
– Я не думаю помирать, Якуба.
– Слово знаете?
–
– Оно так-то так, товарищ командир, – уклончиво начал Якуба. – Вы – дело другое…
– Почему «другое»?
– Командир роты все же не взводный командир, тем более не рядовой.
– А вот я пойду в атаку рядом с тобой, Якуба. Хочешь? А хочешь, пойду впереди тебя? Первая пуля моя. Почему же я буду итти впереди тебя и не думаю о смерти, а ты будешь итти позади и думаешь погибнуть? Ведь не может же пуля пробить сразу двух человек?
– А може, две пули у них найдутся, товарищ командир, – отшутился Якуба, окончательно расстроенный тем, что очередь потеряна и начальник финансовой части, чувствуя, что приближается время атаки, старается свернуть свои операции и скорее убраться подобру-поздорову.
Я вспомнил, что у меня во фляжке есть водка, на всякий случай припасенная ординарцем.
– Давай, Якуба, лучше выпьем с тобой по глотку, – предложил я, – а вторые два глотка сделаем после атаки.
Окружившие нас бойцы оживились, пересмеивались. Нестеренко подтолкнул Якубу под бок, крякнул, расправил усы.
Якуба спрятал деньги в карманы, руки его были теперь свободны.
– Никто не бачив, шоб вы пили, товарищ лейтенант.
– А вот с тобой выпью глоток… Гроши спрячь, Якуба. Будем, может, в рукопашном. Я знаю случай, как немец пырнул штыком одного бойца и угодил в бумажник. Застрял в деньгах штык, ни с места… Спасли вот такие бумажки, Якуба, жизнь человеку.
Якуба успел приложиться к моей фляжке. Он чувствовал себя лучше и улыбался.
– Та хай им бис, тим грошам, товарищ командир, – говорил Якуба совсем другим голосом. – Сколько тех грошей? Миллиен чи шо? А заколют на той высотке – шо, сто лет мне жить?… А семье поможет колхоз… Вы чули, мабудь: до войны гремел на Ставропольщине колхоз «Нове життя»? А для чего вам итти поиереду? И кто же вас пустит попереду, товарищ командир?
Я не хотел умирать. Мне казалось, что это будет несправедливо. Я не представлял себе, что здесь, на виду полыхающего огнем Сталинграда, в таинственной предгрозовой тишине, закончится мой жизненный путь. Я обязательно должен увидеть степь, увидеть восход солнца с высоты 142.2.
Я вырвал из полевой книжки бланк полевого донесения. Там, где стояло «место отправки», я написал: «Близ высоты 142.2». И дальше: «Прошу принять меня в ряды Всесоюзной коммунистической партии большевиков, партии Ленина – Сталина… Клянусь мужественно выполнить свой долг перед родиной. Если суждено погибнуть в бою, прошу считать меня коммунистом…»
В оперативном отношении бой за высоту 142.2 нес все функции прорыва обороны противника.
Основная тяжесть решения задачи лежала на пехоте. Мы должны были быстро и безостановочно
Для ведения огня прямой наводкой были выдвинуты артиллерийские батареи. Поэтому Нехода уже четвертые сутки находился недалеко от меня. Нами были изучены разминированные проходы, по которым должны были пехотинцы итти в атаку, намечены наблюдательные пункты, произведена тщательная разведка.
Командир полка старался тщательно подготовить полк. Неудачи первого наступления на высоту 142.2 заставили тщательно изучить всю систему вражеских укреплений, силы и средства противника и возможность маневрирования огневыми средствами и резервами.
Для проведения боевой подготовки комполка выводил нас в ближайшие тылы. Мы подбирали участок местности, сходный с тем участком, на который мы должны были наступать. Таким образом, у нас в тылу появилась дублирующая высота 142.2 со всей системой обороны противника, которую мы должны были преодолеть. Здесь мы проходили тактику наступательного боя с боевой стрельбой, с участием приданных и поддерживающих средств усиления – артиллерии, танков.
Командир полка наблюдал, чтобы пехота врывалась в траншеи противника вслед за переносом артиллерийского вала на следующий рубеж, чтобы не получалось разрыва, используемого обычно противником для выхода из укрытий и открытия шквального огня по приближающимся нашим цепям. Для предупреждения таких явлений график артиллерийской подготовки разрабатывался с расчетом, чтобы противнику трудно было определить время переноса артиллерийского огня. Мы отрабатывали бесшумную атаку, без криков «ура», с броском, не превышающим ста пятидесяти метров от нашей траншеи исходного положения до переднего края противника.
Особое внимание уделялось броску автоматчиков, их стремительности, их уменью пускать в ход ручные гранаты и без задержки достигать вторых траншей.
Разведка доносила, что немцы ввели установку минных полей не только впереди, но и позади своих траншей первой и второй линий. Таким образом, они создали как бы межтраншейное минное предполье, что осложняло задачу стремительного продвижения в глубину обороны.
Пленные румынские саперы объяснили систему минных полей. Чтобы не рассчитывать только на саперов – их было маловато, – мы обучали своих бойцов приемам разминирования.
Война требовала большого мастерства. Одной лишь храбрости становилось недостаточно. Верховное командование требовало, как никогда, совершенствования войск, командиров, боевой выучки.
Генерал Шувалов следил за нашими учебными атаками, заставлял повторять их и на наши сетования говорил: «Был, товарищи, один штабс-капитан в старой армии, двадцать лет на маневрах брал одну и ту же горку и все время ошибался».
Сорок танков «Т-34» заняли исходное положение. Еще были открыты люки, чтобы наполнить воздухом стальные коробки: скоро танкисты должны были вступить в бой. Их машины залегли в земляных укрытиях, положив на землю стальные стволы своих орудий. Сила Урала пришла на поле сражений.