Честь воеводы. Алексей Басманов

Антонов Александр Ильич

Ипат оставил Елену одну. Она же, чтобы не видеть убожества жилища, прислонилась к косяку двери и закрыла глаза, подумав: «Зачем всё это?»

Целитель вернулся скоро. В руках он держал корзину. Из неё выложил на стол миску с мёдом, пшеничный хлеб в рушнике, яблоки, два кубка и баклагу. Он пригласил Елену к столу — она охотно подошла, наполнил кубки искрящейся золотистой жидкостью.

— Сие наша трапеза, великая княгиня. Вкусим и выпьем, что послал нам Господь Бог, и прикоснёмся в беседе к сокровенному. — Ипат подал кубок Елене. — Выпей во благо, прекрасная. — Глаза отшельника светились притягательной силой. Елена не понимала, почему так покорно и с лёгкостью взяла кубок с зельем.

Она смотрела на Ипата не в силах отвести взгляда. Он выпил свой кубок. Елена сделала то же, и это получилось у неё как-то просто, непринуждённо,

будто в жаркий полдень выпила прохладной сыты. Спустя минуту она почувствовала, как по телу у неё разлился огонь, зрение обострилось, она осмотрелась и увидела то, что не заметила несколько минут назад. И удивилась: оказалось, что она пребывает в чудесной опочивальне, где всё было красиво и ласкало взор. Стены были затянуты византийской шёлковой тканью с диковинными яркими цветами и сказочными птицами. По углам стояли голубые каменные вазы, в коих плавали живые благоухающие розы. Перед нею сидел в алой шёлковой рубахе русобородый и голубоглазый красавец и смотрел на неё влюблённым, нежным взором. Он ласково улыбался и протягивал к ней сильные белые руки. Она взяла их в свои. Елена и Ипат вместе встали, и она потянулась к нему, провела рукой по лицу, дабы убедиться, что рядом с нею человек во плоти. Ипат повёл её к белоснежному и просторному ложу. Возлюбленный — так назвала Елена в душе Ипата — ни к чему её не принуждал, она сама обняла его и приникла жаждущими ласки губами к его горячим губам. Они замерли в поцелуе и, приникнув друг к другу, опустились на ложе.

Всё, что случилось следом за поцелуем, Елена так никогда и не могла вспомнить. Лишь образ Ипата каждый раз наполнял её грудь несравнимым ни с чем блаженством. Почему это происходило, Елена не понимала и сказала бы перед Богом, целуя крест, что она чиста и не пребывала в прелюбодеянии. Позже, со слов матери, она узнала, что в хижине отшельника Ипата провела три дня и три ночи и везли её с речки Росянки сонную.

Вернувшись в Москву, Елена не застала во дворце великого князя. Он был в Коломенском. Отдохнув два дня, Елена по воле матушки отправилась туда и по её же воле провела с супругом ночь. Она принесла им только мучения. Как ни пытался князь Василий проявить свою мужскую силу, ему это не удавалось.

Елене оставалось только успокаивать Василия тем, что неделю назад они славно потешились и тому будет скоро подтверждение.

— Ты, мой любый семеюшка, радуйся. В ту ночь во вторник я понесла от тебя.

Великий князь поверил Елене, притих, был с нею ласков и занялся тем, что стал отсчитывать дни от памятного вторника. Елена к той ночи приложила за малым перерывом три последующих дня и начала свой отсчёт.

И прошло девять месяцев. К неописуемой радости великого князя, после четырёх с лишним лет супружества, 25 августа 1530 года великая княгиня Елена принесла великому князю всея Руси долгожданного наследника. И состоялось в Кремле и в Москве небывалое ликование и пирование. Государь назвал своего сына в честь своего отца Иваном.

В те дни у пытливых российских летописцев возник вопрос: был ли будущий царь Иван Грозный законным престолонаследником Василия Ивановича? Более дотошные из них приоткрыли тайную завесу. Писали они, что лепотой лица и благообразием возраста Елена Глинская была вправе гордиться, но что касалось её целомудрия, то тут сомнений открывался великий простор. Потому по поводу появления у великой княгини Елены сына Ивана летописцами было сказано немногословно, но исчерпывающе: «И родилась в законопреступлении и в сладострастии лютость». Они не ошиблись. Тому свидетельствовал весь путь царствования Ивана Грозного.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

НА ГОСУДАРЕВОЙ СЛУЖБЕ

Военные тревоги минувшего лета ещё долго будоражили Россию. Великий князь Василий стоял в Серпухове, когда ему донесли, что сотский Алексей Басманов со своими воинами пленил крымского мурзу Аппака и тот теперь находится в стане воеводы Юрия Оболенского-Большого за Козельском. Воевода прислал государю грамоту, в которой известил, что крымская орда движется в междуречье Десны и Угры, стремясь якобы к литовским рубежам. Мурза Аппак, однако, открыл истинный замысел ханов Саадат-Гирея и Ислам-Гирея. Орда была намерена теперь ударить по Москве с запада. В Серпухове оказались готовы к такому повороту событий. И помчались из города

гонцы к ближним и дальним полкам отдавать повеление государя срочно идти к Медыни и там встать на Угре против ордынцев.

И было так. То ли орда где-то замешкалась, то ли русские действовали быстро, но майской соловьиной ночью Алексей Басманов и Фёдор Колычев во главе своих сотен привели полк воеводы Юрия Оболенского-Большого к месту, где орда отдыхала перед последним броском к Угре. На её передовые отряды напали русские, и более двух тысяч крымчаков полегли под острыми мечами и саблями русских. Воевода Юрий подошёл со своим полком так стремительно и незаметно, что татары не могли оказать какого-либо серьёзного сопротивления. Перед становищем врага все пятьдесят сотен полка зашли во фланг ему, развернулись, смяли сторожевые посты и навалились разом: кололи спящих у костра, рубили убегающих, топтали их конскими копытами. Полк пролетел над становищем передовых отрядов, словно смертоносный смерч. Нанеся ощутимый урон врагу, князь Оболенский-Большой не стал, испытывать судьбу и ночным маршем удалился от орды подальше, перебрался на левый берег Угры и тут начал строить оборонительные рубежи.

Лишь сотня Алексея Басманова не ушла далеко от места побоища. Сотскому было велено узнать, как ордынцы отнесутся к стремительному налёту русского войска. Алексей остался в трёх вёрстах от ночного становища двух тысяч ордынцев и ждал появления основной орды два дня. Потому он и предположил, какой болезненный удар нанёс ордынцам внезапный ночной налёт полка воеводы Оболенского-Большого. На исходе второго дня Басманов подумал, что орда изменила своё движение и пошла всё-таки на Литву. Ан нет, по полёту воронья Алексей понял, что орда движется к русским рубежам. К месту побоища она приближалась медленно. Из лесного мыса передовому дозору было видно, что подходили ордынцы широким строем. Те, кто ехал впереди, кружили по полю, искали кого-то. Потом передовые всадники съехались, и Алексей увидел, как один из них показывал на лес, а другой, оспаривая первого, махал рукой в сторону чистого поля, куда действительно после налёта ушёл русский полк. И словно гончие псы, татары двинулись по следу полка. Но и к лесу поскакал небольшой отряд. Алексей счёл за лучшее увести своих воинов с опушки подальше в чащу.

Потом было стояние и битва на Угре. К сторожевому полку Юрия Оболенского присоединился полк новгородцев, ещё тысяча псковитян, да столько же ярославцев. Успел к началу сражения и воевода Иван Овчина с московским полком. Подтягивались к западному рубежу и другие московские полки, что стояли под Серпуховом и Коломной. Но большие воеводы были осторожны и не оголили вовсе рубежей под Серпуховом, Коломной и даже Каширой и Зарайском, зная коварство крымских ханов.

И они не ошиблись. Саадат-Гирей разделил орду на две части и меньшую — Ислам-Гирея — ещё от Белова послал на Перемышль, а от него на Зарайск. Но там орда Ислам-Гирея была разбита и бежала.

Первая немалая сеча случилась всё-таки на реке Угре в большой излучине под Медынью. Там вольное течение реки вдруг круто поворачивало с востока на юг и вёрстах в тридцати, сделав петлю, возвращалось к движению на восток, продолжало катить свои воды в Оку. Кто надоумил татарских князей попытаться захватить левый берег реки на излучине, неведомо, но ясно было русским воеводам, что татары действовали по умной подсказке. Воеводы не могли держать в том мешке большие силы. Перевяжут татары горловину, и, будь там десять тысяч ратников, побьют их ордынцы. Однако и оставить излучину незащищённой — того хуже. Горловина излучины — десять вёрст. Попробуй найти такую пробку, дабы крепко закупорить её. Воеводы всё-таки нашли такую «пробку», кою ордынцам не удалось выбить. Придумали они поставить вдоль всей горловины ежи из кольев, дабы ни конным, ни пешим строем татарам не пройти. И закипела работа: тысячи воинов рубили, валили деревья, подлесок на той же излучине, вытягивали их на простор конями, тащили на себе. И два дня, две ночи никто из воинов не знал отдыха и сна, пока не возник оборонительный рубеж. Ещё помня о том, что татары не жалеют стрел, пускают их тучами, русичи изготовили из ивовых прутьев непробиваемые для стрел щиты. Всё шло, как задумали воеводы. Осталось дать ратникам отдых. И они получили его до полуночи третьего дня. Сотня Басманова отступала от ордынцев в двух часах от их движения. Этого времени хватило, чтобы русские дружины встали на всём десятивёрстном рубеже.