Честное пионерское! 2
Шрифт:
— Миша! — снова крикнула Каховская. — Иванов! Иди сюда! Я заняла нам места.
Последнюю фразу Зоя произнесла едва ли не в полной тишине. Потому что школьники замолчали, повернули лица в сторону председателя Совета отряда — потом (мне почудился скрип детских шейных позвонков) едва ли не все ученики четвёртого «А» класса посмотрели на меня (и учительница — тоже). Я услышал шелест шепотков: «Припадочный». Отметил: меня заметили. Все, кто находился сейчас в классе. Даже Света Зотова пробежалась по моему лицу оценивающим взглядом (будто прикидывала: стоит ли брать такую игрушку или лучше вернуть её обратно в чулан). Вот только я этому
Я не взял театральную паузу (хотя мелькнула такая мысль). Поправил на плече лямку, поспешил к Каховской. Переступил через чью-то выставленную ногу (в следующий раз обязательно на неё наступлю). Улыбнулся следившей за моим «торжественным шествием» классной — учительница нервно дёрнула щекой. Прочёл в её взгляде настороженность: женщину явно уже оповестили, кто такой Миша Иванов (Припадочный) и какие могут быть из-за него проблемы. Подумал: «Да разве ж это проблемы? Ей бы сюда нескольких одноклассников моего старшего сына — тех, что дышали клеем. Или парней из класса моего младшего — тех, что угробили себе психику компьютерными играми. Миша Иванов показался бы ей идеальным учеником».
Зоя Каховская сдвинула свой стул ближе к окну, предложила мне присесть около прохода. Я не возражал. Бросил на парту сумку — рядом со стопкой потрёпанных учебников (ради них я сумку сегодня и взял), поправил съехавший набок узел пионерского галстука. Зоин выбор парты не одобрил, но и не раскритиковал (хотя раньше рядом с учительским столом не сидел). Но мысленно похвалил девочку за храбрость: Каховская не побоялась «засветиться» рядом с Припадочным (хотя наверняка уже представляла, как на её поступок отреагирует та же Света Зотова). Не удержался — показал Зотовой язык (в моём репертуаре подобных чудачеств не было — похоже, что я воскресил один из жестов Миши Иванова). Света ошарашенно выпучила глаза.
А я уселся на старенький деревянный стул (помнил такие — ёрзать на них опасно: в штаны впивались занозы). Отметил, что поступок Каховской вызвал у некоторых учеников (в основном, у девочек) ехидные улыбки, породил удивлённые шепотки. Но ни я, ни Зоя на поведение детей внимания не обратили. Каховская не замечала реакцию одноклассников демонстративно — разглядывала обложки учебников. А меня совершенно не интересовало мнение десятилетних детишек. Мои мысли сейчас были вне этого класса — там, в учительской, где мой отец беседовал с коллегами (я сомневался, что он будет сегодня вести «Урок мира»). На линейке я его пару раз всё же увидел (мельком, когда школьники дружной гурьбой топали к входу в школу).
Я подсчитал (теперь уже свои) учебники. Обменялся короткими фразами с Зоей Каховской. Бросил взгляд за окно — оценил вид (трава, кусты, небо). Бегло просмотрел подтёртые надписи на парте — узнал об интересах современных школьников (ни одного слова из трёх букв не обнаружил — не увидел даже «мир» или «май»). Отсутствие «мая» меня насторожило (голос Юрия Шатунова тут же затянул в моей голове песню о «белых розах»). Прикинул, когда образовалась группа «Ласковый май». Дату её основания не выудил из памяти. Но не припомнил, чтобы мне о ней говорили Вовчик или Зоя. А это значило, что нынешняя молодёжь ещё не слышала о том, что сделали «снег и мороз» с «беззащитными шипами белых роз».
Прозвенел звонок. Теперь уже настоящий, а не звон колокольчика, зажатого в руке испуганной
Процедура знакомства плавно перешла в тот самый «Урок мира», который нам пообещал директор школы. Дети шепотом обменивались историями своих летних приключений, пока классная рассуждала вслух «о мире и дружбе». А мне вспомнились строки из стихотворения Самуила Маршака (заучивал их, будучи учеником советской школы — «тогда»): «…А на доске и в тетради школьники строят слова. Чёткая в утреннем свете, каждая буква видна. Пишут советские дети: 'Мир всем народам не свете. Нам не нужна война!» Примерно об этом же и вещала нам учительница. Вот только говорила она без уверенности в голосе, будто просто отбывала номер — старалась поскорее закончить «обязательную программу».
Я не понял, когда завершился «Урок Мира», а когда начался классный час (или это было собрание пионерского отряда?). В лучших традициях демократического общества мы подавляющим большинством голосов переизбрали председателя Совета отряда — продлили полномочия (и обязанности) Зои Каховской. Случилось это буднично, без ругани, споров и дискуссий. «Кто за… — принято, поехали дальше». Выбрали и трёх звеньевых (оставили прежних). А вот потом начались настоящие выборы: выбирали «крайних» — тех, кто в новом учебном году взвалит себе на плечи те или иные «общественные нагрузки» (ответственных за сбор макулатуры, тимуровцев, следопытов, вожатых у октябрят…). Я вызвался вести политинформацию.
Всех настолько удивила моя поднятая рука, что конкуренцию за «должность» политинформатора мне никто не составил. Классная поначалу решила, что я тяну руку, чтобы отлучиться из класса «по нужде». Но я озвучил своё предложение — и уже через минуту был едва ли не единогласно выбран на желанный пост. Пост действительно был неплохим: я пришёл к такому выводу, когда Зоя Каховская вчера подробно объясняла мне обязанности всех этих «тимуровцев» и прочих вожатых. Я чувствовал, что если не в этот раз, то уже со второго полугодия без «общественной нагрузки» точно не останусь. Потому по собственной инициативе взвалил на себя минимальную: решил раз в неделю на «классном часе» проводить политинформацию.
Подобную должность в пионерском отряде класса я занимал и раньше (в бытность Павлом Солнцевым). Тогда меня этим почётным назначением осчастливили в добровольно-приказном порядке. Лишь после я понял, как мне повезло, и какие «халявные» обязанности на меня повесили (когда сравнил их с суетой тех же вожатых у октябрят и тимуровцев). И после держался за этот «пост» четыре года (пока не распустили пионерскую организацию). Ведь от меня всего-то и требовалось: утром перед классным часом пробежаться взглядом по передовице газеты «Пионерская правда», а после пересказать её ещё не продравшим глаза одноклассникам. Ерундовое дело. Но оно спасало меня от всех прочих пионерских забот: ведь я уже был занят важнейшим делом.