Честное пионерское! Часть 1
Шрифт:
Мальчик опустил голову на подушку, мечтательно взглянул в потолок, потёр рукой нос.
— Как думаешь, Миха, успею я вырасти, чтобы первым полететь… в эту… как её…
Он поморщил нос.
Сказал:
— …В другую солнечную систему?
Я кивнул.
— Успеешь.
Мальчик вздохнул.
— Это хорошо.
Вовчик скосил на меня взгляд.
— Ну, чё, — сказал он. — Давай дальше читать. Посмотрим, чё там Алиса им устроит…
Надежда Сергеевна вернулась с работы, когда книжная Алиса Селезнёва искала похищенного пиратами Колю. Я к тому времени
— А я сразу унюхала: ты что-то вкусное приготовил, — сказала Мишина мама. — Хорошо пахнет. Даже слюнки потекли.
Вовчик поморщил нос.
— Можешь не греть, — сказала Надя. — Я и так поем. С этой диетой — мне и проглотить на работе нечего. Пила сегодня чай… пустой. Сейчас я переоденусь, и будем кушать.
Я снова поинтересовался у рыжего, будет ли тот ужинать. Мальчишка в ответ скорчил недовольную рожицу (в точности, как делали мои сыновья, когда я рассказывал им о пользе молока). Я объяснил парню, что помимо «твёрдой ерунды», потушил капусту («без мяса»). Напомнил, что Надежда Сергеевна принесла конфеты («но их ты получишь только после капусты!»). Пообещал не «наваливать» большую порцию. Сообщил, что пока мы с Надеждой Сергеевной не поедим, чтения не будет. Демонстративно отложил книгу в сторону. Парень обречённо вздохнул и поплёлся мыть руки.
Надя с преувеличенным восторгом похвалила жареные кольца кальмара. Вот только за добавкой не потянулась. Зато на пару с рыжим соседом по столу активно «наворачивала» капусту. Я снова затолкал в рот кусочек кальмара, прислушался к вкусовым ощущениям. И опять признал, что блюдо получилось великолепным. Для идеального вкуса следовало добавить немного соли. «А лучше, заменить кальмар синюшной курицей», — подумал я. Вновь заметил, с каким пренебрежением взглянул на румяные кольца конопатый Вовчик. Сдержал желание огреть парня ложкой по лбу.
«Ты бы им ещё лягушачьи лапки предложил, — сказал я сам себе. — Идиот. Больше не выпендривайся. И готовь что-то простое и всеми любимое. Не забывай: щи да каша — пища наша».
Посмотрел на тарелку с кольцами кальмара.
«А кальмар не пропадёт, — успокоил я сам себя. — Чай не первобытные века: есть холодильник. Дня за два я его съем. Без посторонней помощи».
— Ишутин передумал, — объявил я название очередной главы.
Вовчик нетерпеливо дернул рукой, будто призвал меня не отвлекаться. Мальчик хмурил брови, сжимал губы: мысленно он находился далеко от этой комнаты — в СССР тысяча девятьсот семьдесят шестого года, где бегал по московским дворам вместе с девочкой из «светлого» будущего.
Я потёр глаза. Давно уже собирался прогуляться в кухню, чтобы смочить пересохшее горло (но откладывал это дело «до конца главы»). Обратил внимание на тишину. Взглянул на прикрытую дверь; отметил, что притихла швейная машина,
Дверь распахнулась бесшумно. В спальню вновь ворвался запах подгоревшего подсолнечного масла. Вошла Надя. Остановилась в шаге от порога — убедилась, что не помешала чтению. В руках Надежда Сергеевна держала белую тенниску, облик которой за прошедший час слегка изменился.
— Как тебе? — спросила она. — Решила сильно не мельчить: нитка ложится на ткань хорошо.
Я слез со стула, подслеповато уставился на вышитый чёрными нитками адидасовский трилистник. И подивился тому, насколько «солидно» теперь смотрелась тенниска. Шагнул к Наде, потрогал вышивку рукой, будто проверял: не осыплется ли та от прикосновения.
— Ух ты! — восторженно воскликнул Вовчик. — Эт чё, настоящая?
Надежда Сергеевна смущённо улыбнулась
— Нет, конечно, — сказала она. — Это я пошила. Сама.
— Здорово получилось, — заявил я. — Лучше настоящей. А логотип — так вообще: отпад. Это не какой-то там переводной рисунок, который отвалится при первой же стирке. Его хоть стирай, хоть о землю три — не осыплется. Мастерская работа, ничего не скажешь.
— Клёво! — поддержал мой хвалебный отзыв Вовчик.
Рыжий резво соскочил с кровати (пружины возмущённо пискнули) — приблизил лицо к тенниске, принялся тереть ногтем латинские буквы на вышивке.
Я едва сдержал себя — не оттянул его от Нади за ворот футболки.
— Точно! — заявил Вовчик. — Нитки фиг соскребёшь.
Поднял на Надежду Сергеевну глаза.
— Тёть Надь, вы…
Рыжий вскинул брови.
— …Оч клёво пошили!
Вовчик закивал головой.
— Да она как настоящая! — заявил он. — Даже лучше! В тыщу раз лучше!
Повернулся ко мне.
— Миха, а… можно я её примерю? Я аккуратно, я не испачкаю! Честное октябрятское!
Рыжий посмотрел на свои ладони.
— Я даже руки помою! — заявил он.
Вовчик сорвался с места, рванул на кухню к раковине (походу отбросил меня плечом со своего пути, точно кеглю). Надя пугливо отодвинулась, прижала к груди руки вместе с тенниской (хотя её бы конопатый не оттолкнул так же легко, как моё тщедушное тельце). Я проводил рыжего взглядом.
Спросил:
— Мам, а можно я эту тенниску ему подарю?
Надя посмотрела на адидасовские полоски, потом на меня.
— Вове? — уточнила она.
Взглянула на мятую подушку (я позабыл привести кровать в порядок до возвращения Надежды Сергеевны с работы: зачитался). Поджала губы. Мишина мама ещё ни разу не упрекнуала меня в том, что я устроил в квартире беспорядок (беспорядок — с её точки зрения), но иногда едва сдерживала это желание.
— Вовчику, — подтвердил я. — Мам, мы с тобой новую пошьём. Правда? А он где такую возьмёт? Нигде.
Вздохнул (поднял-опустил плечи), заглянул Наде в глаза. Увидел в них свои отражения: двух светловолосых большеглазых мальчишек — уже не бледных, а с загорелыми лицами. Но совсем не похожих на того человека, каким я всё ещё мысленно себя представлял.
— Он мой единственный друг… — добавил я (заранее подготовил этот довод).
И замолчал. Опустил взгляд. Но всё же увидел, как дрогнули уголки Надиных губ.
Понял: слово «друг» угодило точно в цель.
Мишина мама закивала.