Честное пионерское! Часть 1
Шрифт:
Перед сном я примостил листок с рисунком логотипа «Адидас» рядом с белой тенниской (той, что пошила Надя — с тремя полосками на плечах). На пару шагов попятился, скрестил на груди руки. Внутренний художник заявил, что логотип смотрелся бы на футболке неплохо. Но жившие во мне советские люди (бывший и нынешний) возразили ему, что рисунок мелковат: разглядеть, что у меня «фирмацкая шмотка» смогут лишь с близкого расстояния (а это «ни есть хорошо»). Потому я созвал совет, состоявший из обитавших внутри меня личностей, и постановил: рисунок следовало увеличить раза в два (вот тогда на тенниске он будет смотреться действительно «круто»!).
Я
Решение проблемы отыскал ещё до завершения комплекса физических упражнений. Не доверился своему художественному таланту — призвал на помощь науку. Воспользовался методом центрального проецирования: задействовал в процессе два стекла и настольную лампу. Менял расстояние между стёклами — обводил карандашом падавшую на чистый лист миллиметровой бумаги тень от эталонного рисунка. Нарисовал три разных варианта трилистника-логотипа (отличавшихся размером), чтобы вновь не возводить «чертёжную конструкцию» в будущем. Идеальным вариантом признал меньший из новых (это если размещать рисунок на левой стороне груди). Однако два других вполне годились для того, чтобы красоваться по центру (или на спине).
— Пока обойдёмся классическим вариантом, — пробормотал я.
Порылся в Надиных антресолях — поискал пяльцы. Вновь удивился содержимому шкафов. Не видел, чтобы Надежда Сергеевна занималась дома рукоделием. Но расходных материалов и приспособлений для подобных занятий она хранила дома предостаточно (их хватило бы для месячного функционирования небольшой, но востребованной ремесленной мастерской). Пяльцев я нашёл пять видов, даже растерялся от неожиданного выбора. В итоге взял те, что побольше — в них и зафиксировал ткань тенниски. Снова воспользовался стеклом и настольной лампой. Вообразил себя модельером-разработчиком спортивной одежды, когда карандашом (и «недрогнувшей» рукой) выводил на ткани рисунок.
Развесил тенниску на металлическом изголовье кровати — полюбовался своим художеством. Признал, что выбрал удачный размер логотипа. Решил, что неплохо справился с нанесением контура логотипа на ткань: он лёг ровно (буквы легко читались), смотрелся солидно (если не принимать во внимание, что пока он был лишь карандашным рисунком). Я устало вздохнул. Заключил, что зависевшие от меня этапы производства «продукции» завершены, что «процесс» отработан и налажен. Отнёс тенниску-заготовку в Надину комнату. Там ей предстояло оформиться в готовое изделие. Внести в преображение тенниски завершающие штрихи по силам было лишь Надежде Сергеевне — у неё теперь было для этого всё необходимое (швейная машина).
После разговора о «диете» Надя открыла мне доступ к семейному бюджету. Сложила деньги в хрустальную вазочку, которую считала одной из своих главных ценностей. Раньше ей и в голову не приходило такое сделать: Миша не участвовал в делах семьи. А вот я не изображал статиста: не привык. И потому снова порадовался своей недавней «потере памяти». Все изменения в характере и поведении сына Надежда Сергеевна
А «странностей» в моём поведении хватало (особенно поначалу): я плохо представлял, каково это — быть ребёнком (мои дети давно выросли — воспоминания об их поведении в десятилетнем возрасте из моей памяти выветрились). Позавчерашнее общение с Вовчиком мне наглядно показало, что я в этой новой жизни часто поступал «не по-детски». Но менять что-либо в отношениях с Надеждой Сергеевной я не стал. А вот правила общения с Каховскими пересмотрел. В разговорах с Юрием Фёдоровичем стал «включать Вовчика» — вести себя «беспардонно и безответственно». Заявил майору милиции ещё тогда, в машине, что он не должен ссылаться на меня перед коллегами, как на источник информации. Потому что я не расскажу «посторонним» о своих видениях.
— Скажу, что вы лжёте, — заявил я Каховскому. — Разрыдаюсь и признаюсь, что никаких видений у меня отродясь не было. Буду твердить, что это вы подговорили меня врать обо всех этих предсказаниях; что вы меня запугали. Всем расскажу, что майор советской милиции заставил десятилетнего ребёнка участвовать в своих «аферах». Вот так, дядя Юра. Не обижайтесь потом. А будете настаивать на своём — пожалуюсь, что вы отобрали у меня карманные деньги.
Утром я прогулялся по магазинам (Мишина мама выделила на продукты деньги) и похозяйничал на кухне. Надежда Сергеевна готовила хорошо (суп она варила так уж точно лучше, чем моя жена — потому я и ел его редко в прошлой жизни). Вот только ассортимент известных ей блюд (скорее: привычных) оказался небольшим. «Запрет» на макароны поначалу Надю смутил. Она привыкла считать суп и макароны — основной и обязательной едой (и ещё, конечно же, хлеб!). К кашам и прочим «разносолам» относилась «прохладно». Неуверенно пролепетала, что попробует приготовить «что-нибудь новое». Но я её заверил, что готовку пока возьму на себя (до сентября — запросто): всё равно половину дня «бил баклуши».
Сегодня я потратился на мороженые тушки кальмаров (восемьдесят копеек за килограмм). В детстве я обожал этих головоногих моллюсков в варёном виде (считал, что по вкусу они напоминали грибы). В зрелом возрасте — с превеликим удовольствием ел копчёные щупальца кальмаров (под пиво). Но только незадолго до финиша прошлой жизни я узнал, как этих моллюсков правильно готовить. Именно жареными кальмарами я и решился порадовать Надежду Сергеевну. Бросил тушки в раковину размораживаться. Взглянул на время. И поначалу занялся более прозаичным делом: для страховки всё же потушил капусту (не голодать же Мишиной маме, если мои кулинарные творения — жареные кальмары — не придутся ей по вкусу).
С капустой «разобрался» относительно быстро (всегда считал, что это блюдо — для ленивых). Сдвинул ещё парящую сковороду на дальнюю конфорку. И приступил к основному действу: к чистке кальмаров. Промыл холодные тушки, извлёк внутренности и хрящевую "стрелку". Но верхнюю пленку оставил. Тщательно обсушил тушки полотенцем. Потому что помнил: кальмары должны быть сухими (иначе ничего не выйдет). Тушки порезал тонко (на кольца полутора сантиметровой ширины). Обвалял в соли и муке. Сухие кальмары не позволили муке раскиснуть. Выложил «заготовки» на миллиметровой бумаге. Выждал, пока хорошо прогреется сковородка и громко зашипит пахучее растительное масло. Лишь после этого приступил к обжарке.