ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)
Шрифт:
Один из двух интернатских домов курился прозрачным дымком. Здесь интернатская кухня, столовая, и здесь живут девочки - их всегда меньше, чем мальчишек, занимающих весь другой дом.
На крыльце Шолпан старательно зашоркала ичигами по распластанной мокрой мешковине. Выскочила из дома распаренная тетя Наск #233;т, обхватила Шолпан горячими влажными руками, притиснула к большому рыхлому телу, обцеловала.
– А я смотрю, кто же приехал?
– Тетя Наскет поворачивала Щолпан, выпутывала из платка.
– А это Шолпана моя приехала! умница моя!
– Тетя Наскет встряхнула платок, осудила молчком:
– Подружка твоя прибегала. Беспокоится.
Шолпан стаскивает ичиги, в одних носках идет по крашеному полу в спальню. Восемь кроватей, восемь тумбочек, один большой стол. Шолпан открывает дверцу тумбочки. Старые книжки на месте, кто-то новые положил - для восьмого класса. Заглянула в шкаф - на плечиках висит новое форменное платье, два фартука: черный и белый. Уже, значит, выдали форму всем интернатским.
Присев на корточки, она проворно перекладывает из чемодана в тумбочку небогатый запас белья и кое-какие мелочи: шерсти некрашеной клубок, счастливый камешек с дыркой, привезенный Саулешкой из Крыма, пучок фазаньих перышек. Потом бежит в умывалку - и вот уже сидит на кухне, напротив тети Наскет, запускает ложку в густое варево из свеклы, капусты, фасоли, сала и перца.
– Новеньких много?
– любопытствует Шолпан.
– В первый класс шестерых привезли… - Тетя Наскет тяжко вздыхает.
– Борща не едят?
– сразу догадывается Шолпан, из-за чего печаль.
– Двое-то сразу стали. Сарсеке #233;в Аскарка из Тельм #225;на и Наз #225;рова Куляш из Байсерк #233;. А другие ни в какую. Ни борща, ни котлет, ни голубцов. Я к Канапие Ахметовичу: разрешите в первой четверти лапшу подавать. Он ни в какую: на лапше весной посидите, в первой четверти надо овощей побольше.
– Правильно!
– Шолпан расправилась с борщом, тетя Наскет придвинула ей сковороду жареной картошки.
– В прошлом году всю четвертую четверть лапшу ели.
– Так картошка на исходе была, - мрачнеет тетя Наскет.
– В этом году я умная стала, вдвое больше засыпала.
– Люблю картошку!
– Шолпан вилкой соскребает хрустящие корочки.
– Теперь-то любишь!
– Тетя Наскет ставит перед ней стакан киселя.
Она работает в интернате столько лет, сколько самому интернату. Директор Канапия Ахметович любит пофилософствовать с ней о сложностях воспитания: на прозорливость интернатской поварихи, живущей тут же, при ребятах, директор полагается не меньше, чем на опыт своего завуча. Хотя тетя Наскет не все выкладывает директору. С Серафимой Гавриловной у поварихи ладу не бывает. Из-за витаминов. Повариха верит: лук и чеснок берегут от всех болезней. Поэтому все интернатские - кроме старших девочек - приносят с собою в классы острый витаминных дух, изгнать который Серафима Гавриловна не в силах - даже при ее энергии и умении доводить свои педагогические замыслы до победного конца.
В первые осенние дни, когда дети чабанов из дальних аулов, еще нигде не бывавшие, ничего не видавшие, отказываются от еды, недоверчиво отодвигают тарелки, тетя Наскет и кричит на новеньких и плачет. А что поделаешь! Не едали малыши дома ни капусты, ни свеклы, ни киселей. И Шолпан когда-то испугалась «зеленых тряпок», плавающих в тарелке. Щей испугалась.
– Спасибо! Наелась!
– Она привычно бежит к мойке, трет мочалкой тарелку, споласкивает стакан.
– Сегодня еще разок пообедаешь, - распоряжается тетя Наскет.
– С тобой за компанию они все съедят. Ты к Сарсекееву Аскарке присмотрись. Ему в шефы Нурлана дали. Какой из Нурлана шеф?
– тетя Наскет осуждающе поджимает губы.
– На деньги стал поигрывать. Сама видела: играл за базаром.
– Может, он просто так, не на деньги? В школе запретили асыки*, но ведь все играют потихоньку.
* Игра вроде русских бабок.
– Или я не разбираюсь, когда на так, а когда на деньги? Он с деньгами из дома приехал. Сам заработал, отец от себя дал. Не шибко умный у него отец. На что ученику деньги? Живет на всем готовом.
– С кем же он из ребят играет? Мы поговорим на совете интерната.
– То-то и есть - не с интернатскими. Я его за базаром видела. Знаешь с кем? С Мазитовым.
– С Сашкой?
– С ним бы еще ничего. Нурлан со стариком играл.
Шолпан знает: если альчик катают ногой - игра на деньги, если за базаром со старым Мазитовым - вовсе плохо для Акатова Нурлана из восьмого «Б». Шолпан летом видела: Мазитов приехал к отцу, совсем мало говорили, отец прогнал Мазитова.
Прибегают из школы первоклассники, Шолпан садится с ними за стол. Аскарка ей нравится: с уроками сам справляться будет - сразу видно по Аскарке; а воротничок пришить, брюки погладить - разве трудно?
Больничные ворота уже заперты, и сторож Мазитов долго не открывает. А ведь сам Доспаев его предупредил: Шолпан пропускать через проходную. И вместе с Сауле, и если Шолпан одна.
– Тебе чего?
– Сторож вышел, неприятно позевывает. Каждый раз он прикидывается, что не узнал девчонку.
Съежившись, Шолпан шмыгает мимо него в приоткрытые ворота и уже совсем другим человеком идет по просторному больничному двору.
Семь лет назад отец все же привез ее в Чупчи. Женщина в белом халате ощупывала Шолпан, прикладывала к груди и спине холодные железки. Русская женщина по-казахски спросила отца: «Вашей дочери уже девятый год - почему так поздно привезли?» - «Болеет, здоровье слабое». Отец обманывал: Шолпан не болела и не слабая. Весной мороз ударил, снегом все позанесло, а она помогала матери принимать ягнят, теплых, мокреньких. Зачем отец обманывает? Боится? Она тоже напугалась. Но тут пришел в белом халате казах, поглядел на Шолпан и крикнул кому-то: «Сауле, иди сюда!».
Главный врач Доспаев не похож ни на кого в Чупчи. Люди всегда делают так, как велит Доспаев. Он не председатель колхоза, не начальник из района - наказать не может. Его слушаются потому, что он главный врач. Доспаев сказал директору: «Шолпан Байжанову записать в первый класс «Б». Она тогда еще ни слова не знала по-русски, но Канапия Ахметович согласился: «Ладно. Байжанова пойдет в первый «Б», но ты, Сауле Доспаева, отвечаешь за нее». И девочка, меньше ростом, чем Шолпан, важно сказала: «Да, я за нее отвечаю».
…Шолпан подошла к дому в дальнем углу двора, к самому старому дому на больничном дворе и во всем Чупчи. Резные наличники, тяжелые ставни, деревянная галерея вокруг. Дом поставил прапрадед Саулешки, ссыльный польский повстанец. В голой степи дом и рядом больничка. Лекарь удивлял всех знанием степных трав, как истинный «чупчи». Возле его дома и больнички пристроился аул и стал называться Чупчи.
– Шолпашка! Наконец-то! Приехала!
– На галерею вылетает Саулешка, теряет и подхватывает на бегу домашние тапочки.