Четверка
Шрифт:
И Сашка по-настоящему понял обреченность, застывшую в глазах некрасивой тринадцатилетней девчонки. История ее короткой жизни, незавидная участь, ее ожидающая, внезапно заставили решиться на откровенную глупость.
Сашка никогда не мечтал быть хирургом-косметологом. Он вообще не задумывался о значении внешности в человеческой жизни - в целом вид нормальный, да и ладно.
Но сидевшая перед ним Нюшка не была нормальной, и он не был уверен, что сможет ее такой сделать. Зато его прямо-таки обуяло иррациональное желание сделать ее красивее. Пусть и только лицом. Хотя зачем ей красивое лицо,
– Погоди немного, - остановил он рассказ о приезде волшебника в село и прошлом неудачном лечении ног.
– Я сейчас тебя немного подлечу. Пока не говори больше ничего и глаза закрой. Мне надо сосредоточиться.
– Да у меня, вроде, с головой все в порядке, - начала было девчонка, но не отстранилась. Сашке все-таки удалось завоевать какое-никакое доверие.
– Пожалуйста, помолчи, - ему совершенно неожиданно удалось нащупать совсем рядом с возложенной рукой темные очаги, целых два. Впереди, в горле, кажется, темнела щитовидка, и сзади, ближе к шее, какой-то отросток, названия которого он не знал.
Белое облако исцеления убрало из пятен темноту, и лекарь приступил к тому, что и намеревался сделать - к наведению красоты: лицо и нос чуть поуже, брови повыше, кожа - нежнее, губы полнее, глаза чуть больше, голова чуть меньше.
Каждое изменение было минимальным, едва заметным, но вот общий вид решительно изменился. Девчонку еще можно было узнать, но как же она разительно отличалась от той, что вошла в комнату три часа назад!
Пойду в пластические хирурги, озолочусь, - понял Сашка. Теперь оставалось только слить больной остатки маны. Он заставил Нюшку развернуться спиной и скастовал в область позвоночника общее исцеление. Привычное "исцелись" истаяло вместе с последними белыми искорками силы.
– Все, я пустой. Можешь поворачиваться. Ну, как голова?
– со слабой улыбкой поинтересовался он, разглядывая преобразившуюся дочку невезучего кузнеца.
– Странно как-то. Вроде что-то в голове изменилось. И сейчас еще меняется, - честно ответила девочка. Сейчас она казалась именно девочкой, а не маленькой умудренной старушкой. У нее даже голос изменился и зазвучал звонче. Черты лица стали более тонкими, детскими, исчезла болезненная грубость. И будто бы изменились пропорции фигуры - словно верхняя часть тела, истончившись, частично перетекла в нижнюю. Сашке даже показалось, что спина ее стала прямее, а ноги чуть длиннее.
– Встать попробуй, - сам парень оперся о лежанку, преодолевая привычную уже слабость.
Нюшка попыталась встать, но не удержалась на ногах и снова присела на табуретку.
– Ой, глядите, глядите, Нюшка-то наша с заезжим лекарем заигрывает, - раздалось ехидное хихиканье за окном.
Сашка глянул в окно и удивился наступившему вечеру. Пока он занимался сложной пациенткой, на улице стемнело. А ведь только что, казалось, было утро.
Лечила заметил засевшую в палисаднике стайку подростков. Разглядеть они в полутемной комнате могли немногое, но вот глумиться, как и предупреждала карлица, не стеснялись, уверенные в безнадежности лечения.
Интересно, какую свинью мне подложит жизнь
– Сашка ничуть не сомневался, что это будет именно свинья, а не какое-то другое животное.
Пока девочка безуспешно пыталась обрести равновесие, с трудом управляясь с изменившимся телом, сам он с трудом удерживался на грани сна. Неблагодарная вещь эта косметология, забирает слишком много сил.
Но тут за окном вдруг усилился галдеж, раздался звук тумаков, и суровый женский голос, разогнав толпу любопытствующих, зазвучал ближе к порогу, рявкнул:
– А ну вон пошли, - и еще ближе, уже в комнате:
– Нюша, деточка, ушли они, пойдем домой.
– Мама пришла, - обрадовано сказала карлица, разбудив задремавшего Сашку.
– Сейчас она мне поможет. Все хорошо, мама, - сказала она.
– Я только встать никак не могу.
– Изуродовал, мерзавец, скотина!
– лицо высокой красивой брюнетки исказилось гневом.
– Она раньше хоть ходить сама могла. Вот знала я, что нельзя никому верить, а все надеялась, дура!
Женщина, ворвавшаяся в комнату, набросилась на лекаря с кулаками. Все, что случилось дальше, и оказалось той самой свиньей, которой Сашка терпеливо ждал. Он просто не думал, что это будет так больно. Не слыша возражений дочери и Сашкиных слабых стонов, разъяренная мать стащила парня с лежанки и бросила на пол, пиная ногами. Ее с трудом оттащила повисшая на руках матери Нюшка, которой все же удалось подняться с табуретки, и прибежавшая на крики Дарья.
Женщины подхватили девочку под руки и вывели из дома. В вечерней мгле они даже не заметили произошедших с ней изменений. И возразить Нюшка ничего не могла - она еле держалась на ногах, и в голове у нее сильно шумело. А виноват в этом, наверное, был добрый и симпатичный, но неопытный лекарь.
Потерявшего сознание Сашку оставили валяться на полу. Там его и нашли мальчишки, которых привел почуявший неладное Видян.
– И почему я совсем не удивлен, - пробормотал он, глядя на избитое тело товарища.
– А хорошо все же, что ты целитель. Двадцать процентов маны на себя, и опять как новый!
– утром Лечилу разбудил отвратительно жизнерадостный голос Ходока.
– Вставай, соня, тетка Дарья уже завтракать позвала.
– Так я и не ужинал, - Сашка вспомнил отвратительный вчерашний день, и куда-то идти расхотелось. Хотелось лежать на сене, думать о вселенской несправедливости и жалеть себя. Вчерашнее беспамятство перешло в тяжелый сон, оставивший после себя легкую головную боль, и он даже не мог вспомнить, как ребята оттащили его на сеновал, где Дарья позволила им заночевать.
– Заодно и поужинаешь. Тетка Дарья блинов напекла, с медом. Пальчики оближешь. Давай, пошли! А то Игорешка с Видяном все сожрут, - настаивал Витек.
– Не пойду, терпеть не могу мед, лучше с маслом, - решительно сказал целитель, жадно сглотнув при мысли о вкусных блинах.
– Сюда принесете. То, что останется.
– Переборчивый какой, масло ему подавай! Нет у нее масла, только мед. Там еще вчерашние бабы пришли, все утро с кукурузницей нашей шептались. А правда то, что в селе говорят, что ты девчонку эту поцеловал?
– с интересом спросил Ходок.