Четверка
Шрифт:
– С чего бы мне ее целовать?
– удивился Сашка.
– Ну, так говорят. Мол, лекарь карлицу исцелил, а потом поцеловал, чтобы стала она красавицей писаной. А мамка ее увидала, все неправильно поняла и чуть его насмерть не прибила. Что, неправда, что ли?
– Правда только то, что чуть не прибила, - он отвернулся к стене, вспомнив искаженное злобой лицо красивой брюнетки.
– Так они же извиняться пришли, - Витек был отвратительно настойчив.
– И вот на х.. мне их извинения?
– вызверился Сашка.- Видеть этих баб не могу. Вали давай
Утром Нюшка вскочила пораньше - мамке помочь по хозяйству. Вчерашний вечер помнился смутно - вроде как с лекарем получилось что-то нехорошее, и голова сильно болела. Но сейчас все было просто здорово.
– Мама!
– радостно кинулась она к матери. Но та замерла, отступила, не отводя от дочки глаз. Ее Нюшка, кровиночка родная, хоть и порченая, словно чудом преобразилась - стала на голову выше, тоньше в стане, и ноги - длинными их не назовешь, коротковаты, но это уже не прежние косолапки, а настоящие девичьи ножки. И лицо, ее малышка вдруг стала красивой и невероятно похожей на отца.
– Ждан, иди сюда, на Нюшу погляди!
– слабым голосом позвала она.
Испуганный отец выскочил из дома, бросился к дочке. Посмотрел, потом обнял, прижал к себе, погладил по голове.
– Анна! Уже не чаял, не гадал, - в глазах его стояли слезы.
– Целитель это заезжий помог, - смущенно отстранилась она, счастливая. Отец, наконец, дал ей полное имя. И такое красивое - Анна.
– Но ты его хоть поблагодарила?
– заботливо спросил отец.
– Да мамка его чуть ногами не запинала..., - девочка запнулась, сообразив, что ляпнула что-то не то. Лицо отца посмурнело.
– Злая ты, Незвана, не зря тебя прокляли, - с горечью сказал он жене, бывшей темнолесской ведьме.
– Люблю я тебя, иначе давно бы ушел к другой. Но вот пожалел сейчас, впервые пожалел, что не ушел. Разве ж так можно, за добро злом? Идите прощения просить, обе.
– Он отвернулся и ушел в дом.
Спустя несколько минут он вновь появился на пороге, уже не в будничной, а почему-то в выходной одежде, сказал, что идет к старосте, и ушел.
Незвана с дочерью, просидев у Дарьи все утро, лекаря так и не дождались.
– Сказал, что видеть не хочет, - развел руками Витька.
– И сил, говорит, не осталось в дом идти. Блинов вот просил принести. Без меда.
Он забрал для лекаря остатки блинов, а гостьи, не став дальше засиживаться, вернулись домой. Особенно обидно было Нюшке, помнившей, с каким неподдельным вниманием и сочувствием расспрашивал ее вчера добрый лекарь. А сегодня не захотел даже видеть.
В доме Дарьи, неожиданно ставшим средоточием сельской медицинской помощи, осталась только лесничиха. Бабка принесла мед, надеясь увидеть целителя. Ее сына Ведьмедьку он должен был лечить вторым. В семнадцать лет руки паренька оставались короткими и недоразвитыми, а несколько пальцев и вовсе от рождения были сросшимися. Муж лесничихи по молодости служил в пограничье, у Огненной пустыни, а проклятые земли на всех оставляли свой след.
– Так это, выходит, зря я пришла?
– спросила старуха, обращаясь к Дарье.
– Целитель, значит, силы совсем лишился?
Тетка пожала плечами, а несчастной матери за всех ответил добросердечный Игорек:
– Вы не горюйте, тетенька. Сегодня у него сил нет, а завтра все в порядке будет. И сына вашего он быстренько вылечит.
Бабка взбодрилась, приняв его слова за непреложную истину.
– Спасибо на добром слове. Так я, значит, завтра приду?
– Конечно, конечно, приходите. С сыном, - закивал Игорек.
Лесничиха ушла, и взгляды дружно обратились к мальцу.
– Может, сначала надо было спросить самого лекаря?
– для порядка выговорил ему Видян без всякого энтузиазма, явно думая о чем-то своем. Может быть, о людской неблагодарности.
– Ну правда, чего тебе было вылезать? А вдруг Сашка откажется? Как ты бабке завтра посмотришь в глаза, - укорил мальчишку вернувшийся в комнату брат.
– С чего это он откажется?
– удивился Гусь.
– Он же обещал! Мы, что, собираемся в каменоломнях камни дробить?
Старших ребят неожиданно поддержала Дарья:
– Положим, в каменоломни никто вас теперь не отправит. Доказал целитель уменья свои. А вот коли он лесничихе завтра в помощи откажет, неладно выйдет. Ты ведь за него обещался, а что силой он не обделен, теперь про то все ведают. Злой обман это будет.
– А вот не будет!
– упрямо сказал мальчишка.
– Я его сам уговорю.
Уговаривать ему Сашку не пришлось - это взяли на себя другие, более взрослые и лично заинтересованные люди.
В поисках Лечилы в дом заглянули староста - давешний хлипкий старикашка, которого, как выяснилось, звали Пахомом, - и деревенский кузнец Ждан. Мальчишки, все трое, проводили гостей к сеновалу, и Сашке все же пришлось сползти вниз для серьезного разговора.
В первую очередь, кузнец обратил внимание на сковывающие запястья целителя "браслеты".
– Снять сможешь?
– заметив его интерес, спросил Сашка.
– Инструмент тебе для этого какой-то нужен?
– Ничего не нужно, - кузнец протянул руку, провел пальцами вдоль краев металлического обруча, надавил, и тот со щелчком открылся, разделившись надвое. Так же легко он избавил Сашку от второго.
– Здорово. Спасибо, - искренне поблагодарил целитель.
– Просто секрет знать надо. Это ведь не кандалы, а вериги: сам надеваешь, сам снимаешь. Не раз я такие делал. А к тебе и я челом бью, - Ждан низко поклонился.
– Прости баб моих. Помоги остальным сельчанам болезным, коль сможешь.
– И я о том прошу, - поддержал староста.
– Двое увечных у нас осталось, Михайла, да Ведьмедька. Завтра к тебе явятся оба. Коли сможешь, низкий тебе поклон, коли не выйдет, так, значит, боги рассудили. А тебя с мальцами в Липень Ждан - он кивнул на кузнеца, - опосля самолично прям к Бонвану на самоходке доставит. Ну а уж на суде там - это как господин ваше дело решит. Не обессудь, помочь не сумеем.