Четвертая профессия
Шрифт:
— Не помню.
— В баре к тому времени уже почти никого не было. А ты рассмеялся и сказал, что эта таблетка научит тебя ориентироваться и ты больше никогда не заблудишься. Я, конечно, не поверила. Но «монах» включил свою переводящую машинку и повторил то же самое.
— Лучше бы ты меня все-таки остановила, — сказал я.
— Лучше бы ты не говорил мне этого, — ответила Луиза. — Я ведь тоже приняла таблетку.
Я чуть не захлебнулся. Я как раз поднес к губам джин с тоником.
Луиза хлопнула меня по спине и, вероятно, помогла мне перевести дух.
— Ты ничего
— Я вообще почти ничего не помню с той секунды, как принял первую таблетку.
— Да? Но ты вовсе не казался нетрезвым. Во всяком случае, поначалу…
В разговор вмешался Моррис.
— Луиза, а что «монах» сказал о таблетке, которую дал вам?
— Ничего. Мы говорили обо мне. — Она задумалась. Потом, удивляясь самой себе, сказала: — Не знаю даже, как это понять. Ни с того, ни с сего начала выкладывать историю своей молодой жизни. И кому? «Монаху»! Но мне почудилось, что он слушает меня с сочувствием.
— «Монах»?
— Да, «монах». Потом вдруг достал таблетку, дал ее мне и сказал, что она мне поможет. Я ему поверила. Не знаю, почему, но поверила и проглотила.
— Были какие-нибудь симптомы? Появились какие-нибудь новые ощущения?
Она покачала головой, обескураженно и несколько раздраженно. Сейчас, в холодном сером полуденном свете, вчерашний поступок представился ей чистой воды безумием.
— Значит, так, — сказал Моррис. — Вы, Фрейзер, приняли три таблетки. Назначение двух из них нами установлено. Вы, Луиза, приняли одну, но мы понятия не имеем, чему она вас научила. — Он зажмурился. Затем посмотрел на меня. — Фрейзер, если вы не можете вспомнить, что вы приняли, то, может, хоть вспомните, от чего отказались? Предлагал ли вам «монах» что-либо такое…
Он осекся, уловив выражение моего лица. Потому что его слова в самом деле мне кое-что напомнили…
«Монах» говорил на своем языке, говорил своим чужим шепотком, которому вполне достаточно быть шепотком, потому что основные его звуки просты и легко различаются даже человеческим ухом. «Это обучит вас правильной технике плавания… Кхх… достигает скорости от шестнадцати до двадцати четырех… кхх… за три гребка… Курс включает также упражнения…»
— Я отказался от таблетки, обучающей разумных рыб правильной технике плавания, — сказал я вслух.
Луиза хихикнула.
— Шутите? — спросил Моррис.
— Нет. — И было еще кое-что. Сейчас мне уже не мерещилось, что я тону в море бессчисленных и бессвязных фактов, как раньше. Видимо, все они постепенно раскладывались по полочкам у меня в голове, находя каждый свое место. — Я его расспрашивал об инопланетных формах жизни. Не о самих «монахах»— это было бы невежливо, тем более со стороны представителя расы, не проявившей пока еще своих интеллектуальных способностей, — а о других инопланетянах, обустройстве их организмов. И «монах» предложил мне три курса рукопашного боя без оружия. Каждый из них включает обширные познания анатомии.
— Вы их не приняли?
— Нет. А зачем? Одна из таблеток обучала, как убить разумного вооруженного червя, но она пригодилась бы мне только в том случае если бы я был разумным невооруженным червем. А я еще не настолько
— Найдутся люди, Фрейзер, которые отдали бы руку или ногу за любую из таблеток, от которых вы отказались.
— Ага. А пару часов назад вы заявляли, что я псих, раз согласился глотать обучающие таблетки пришельцев.
— Извините, — сказал Моррис.
— Вы ведь всерьез решили, что они сведут меня с ума. А, может, уже свели, — добавил я, потому что мое сверхчувствительное равновесие все еще продолжало чертовски меня беспокоить.
Но реакция Морриса обеспокоила меня еще больше. «Фрейзер того и гляди начнет заговариваться. Надо поскорее выкачать из него все, что можно».
Нет, на лице его ничего такого не отразилось. Неуж-то я превращаюсь в параноика?
— Расскажите-ка мне еще о таблетках, — попросил Моррис. — Похоже, что они дают эффект замедленного действия. Долго ли придется ждать, прежде чем появится уверенность, что на поверхность всплыло абсолютно все?
— Он и вправду говорил мне что-то… — Я сделал усилие и постепенно вспомнил.
«Таблетки функционируют как память», — нашептывал мне «монах». Он отключил переводящее устройство и нашептывал на своем языке — ведь теперь я его понимал. Трескотня «переводчика» раздражала его, потому-то он и дал мне первую таблетку. Но шептал он тихо, язык его был для меня еще непривычен, и приходилось слушать очень напряженно, чтобы понять, что он говорит. Зато сейчас я отчетливо все вспомнил.
«Информация, заложенная в таблетках, станет частью вашей памяти. Вы не будете давать себе отчета в том, что усвоили новые знания, до тех пор, пока они вам не понадобятся. Тогда приобретенная информация всплывет на поверхность. Память работает по ассоциации», — сказал он. И еще: «Есть вещи, которым нельзя обучиться за партой. Всегда существует различие между знанием, приобретенным в школе, и знанием, почерпнутым из практической деятельности».
— Теория и практика, — пояснил я Моррису. — Теперь я понимаю, что именно он имел в виду. Во всем свете нет ни одной школы барменов, где научат не класть сахар в коктейль «Старомодный»в часы наплыва посетителей.
— Что, что?
— Это смотря, конечно, какой бар. В фешенебельных барах столпотворения никогда не бывает, там его не допустят. Но в обычной забегаловке каждьй, кто в часы пик заказывает сложный напиток, получает то, чего заслуживает. Он ведь сбивает бармена с темпа в самые критические минуты, когда каждое мгновение — деньги. Поэтому бармен и подает «Старомодный» без сахара. В противном случае он потеряет больше, чем заработает.
— Но ведь этот посетитель к нему больше не вернется.
— Ну и что? Он же все равно не из завсегдатаев. Постоянные-то клиенты знают, что к чему.
Я невольно усмехнулся, так был потрясен и шокирован Моррис. Ему открылось прегрешение, о котором он раньше и не подозревал. Я сказал ему:
— Подобные трюки должны быть известны каждому бармену. Поймите: школа барменов — профессиональное заведение. Там учат, как выжить за стойкой. Но в рецепте указан сахар, поэтому на занятиях вы либо кладете сахар как положено, либо вылетаете с треском.