Четвертая пуля [Похищение. Четвертая пуля. Пусть проигравший плачет]
Шрифт:
У него был очень удрученный вид. Большие, как блюдца, голубые глаза выражали ему полное сочувствие. В семи или восьми метрах от них Фернан Локар с восхищением наблюдал за исполняемым номером.
— Я думаю, фроляйн, что вы могли бы мне подсказать, улетели они или остались в Париже. Может быть, вы могли бы заглянуть в ваши записи…
Она потупила глазки и проворковала:
— Это не совсем по правилам…
— О! Это не так важно… И потом, вы так прекрасны и кажетесь такой милой…
Она вздохнула, побежденная, и направилась к полке с документами.
— Да, у вас есть шансы это узнать, — сказала она. — Мы сохраняем записи в Орли сорок восемь часов, а затем отправляем в наше городское агентство. Так, вчера… рейс 265. Как зовут ваших друзей?
— Для начала поищите герра Леера, Людвига Леера…
Ярко-красный ноготь прошелся вдоль списка пассажиров и остановился против одной из фамилий.
— Герр Леер. Да, действительно, — кивнула она. — Он летел транзитом и должен был вернуться сегодня утром в Кельн.
Она занялась другим списком.
— Странно… Он не улетел.
— О!.. — воскликнул Шабернак. — Это значит, что не встретившись со мной вчера вечером, он решил остаться в Париже. Прекрасно! Я уверен, что он позвонит сегодня после обеда. Но… он же был не один. Его спутники должны были остаться вместе с ним.
Девушка, горя желанием помочь такому симпатичному молодому человеку, внимательно сравнила оба списка.
— Было трое транзитных пассажиров, летевших из Гамбурга в Кельн, — сказала она. — Это довольно необычно — ведь у нас есть прямой рейс между этими городами. Видимо, они не хотели терять время и решили провести вечер с вами, а утром оказаться в Кельне.
— А его спутники, они тоже остались?
— Я не знаю, были ли они его спутниками, — сказала она, улыбаясь. — В списке пассажиров ничего об этом нет. Все, что я могу сказать — что тремя транзитными пассажирами в Кельн были: герр Леер, герр Дженаузо и герр Вениг.
— Да, да, совершенно верно, это они, — воскликнул Гедеон Шабернак. — Дженаузо и Вениг. Они тоже остались в Париже?
— О, нет. Они улетели сегодня утром в Кельн, как и планировали.
— Да, я понимаю. Они не могли задержаться. В конце концов ничего не потеряно, так как герр Леер все еще в Париже. Ах! Как я вам признателен, фроляйн! Фроляйн?..
— Люшке. Ильза Люшке, — ответила она замирающим голосом, томно глядя на него.
Он решил быть с ней ласковым.
— Ах, Ильза, — сказал он. — Если бы вы разрешили мне как-нибудь позвонить вам…
Она торопливо протянула ему маленькую визитную карточку компании с номером телефона.
— Вы были совершенно правы, старина, — заявил Гедеон Шабернак Игроку несколько минут спустя, когда они встретились на автостоянке. — Ваш друг Леер, которому наверняка крепко досталось от пули Рене, остался в Париже. А кроме того, у меня теперь есть имена его компаньонов, это некий Дженаузо и некий Вениг.
Гедеон Шабернак был счастлив. Первый раз в своей жизни он вел настоящее детективное расследование и результат превзошел все ожидания. Он вступил в игру, сожалея, что не располагает возможностями полиции.
Игрок же совершенно не торжествовал. Он мрачно забился в свой угол.
— В любом случае, мы никуда не продвинулись. Все, что мы знаем, так это то, что нам на голову свалился еще один враг, тот неизвестный, который провожал наших убийц сегодня ночью, и еще один немец, находящийся в Париже, который не собирается носить благодарность нам в своем сердце. Следует ожидать, что эти друзья примчатся сюда, чтобы отомстить за него. Жаркое будет дело.
— Мы не будем совать обе ноги в один башмак, — заверил его адвокат. — Я сегодня же вечером подключу к этому делу моих знакомых в Гамбурге. Нужно узнать все об этих бандитах.
Локар ограничился тем, что хмыкнул.
— Во всяком случае, — сказал он, — за номер с охмурением этой девицы я снимаю перед вами шляпу. Я ничего не скажу Изабелле, но, на ее месте, я бы не был так спокоен.
Гедеон Шабернак расхохотался.
В половине восьмого он все еще был в своем кабинете на улице Варикур. Ему пришлось потратить несколько лишних часов на то, чтобы привести в порядок свои дела, из-за времени, потраченного на дела его будущей тещи.
Телефонистка на коммутаторе уже ушла. Он сам снял трубку, когда телефон зазвонил.
— Мэтр Шабернак у аппарата, — сказал он самым официальным тоном.
— Гедеон? Это Локар. Послушайте, нужно, чтобы вы срочно приехали.
— Куда?
— Ко мне, на улицу Инносан. Есть новости.
— Ладно. Я приеду через пятнадцать минут, — согласился адвокат.
Он не стал продолжать телефонный разговор с человеком, который был мало похож на обычных клиентов его конторы, собрал бумаги, вышел из кабинета, надел в холле свой непромокаемый плащ и почти сразу поймал такси.
Атмосфера на улице Инносан в восемь вечера за последний год существенно изменилась. Магазины оставались на своих прежних местах, как всегда в этот час их шторы были опущены, ставни закрыты. Оставались открытыми еще несколько кафе, из окон которых на темный тротуар падали прямоугольники света, но тем не менее сразу чувствовалось, что сегодня вечером ничего не произойдет и что эскадра тяжелых грузовиков и флотилия маленьких тележек не запрудит улицу, обреченную на тишину и молчание…
Гедеон Шабернак расплатился с таксистом и толкнул дверь кафе «Фламбе». Там тоже что-то изменилось. Он не мог сказать, что именно, но это чувствовалось. Стены остались прежними, не изменились скамейки, отделанные красным пластиком, и длинный бар. Но запах табака остыл. Да, это было так: «Фламбе», старея, в конце концов стал напоминать старую хорошо обкуренную трубку, которую давно не курили.
И может быть, больше уже никогда не закурят.
Четверо коммерсантов играли в белот в углу возле окна, на котором, как и в прежние времена, можно было прочитать: «Вина и ликеры». Двое молодых людей что-то обсуждали возле стойки. Третий получал удовольствие от непременного электрического бильярда. В двух шагах от него, в углу сидела девица с панели, обычно неторопливо топтавшая тротуар перед окном кафе, которая зашла ненадолго погреться, перед тем как снова занять свой пост неподалеку.