Четвертое измерение
Шрифт:
Иван Антонович некоторое время внимательно смотрел на молодую учительницу.
– Мне тоже кажется, что дурного влияния на класс он не оказывает. – Уголки его сухих губ тронула едва заметная усмешка. – Напротив, убери его из класса, и не будет хватать какого-то неорганизованного начала.
Эмма Ефимовна не поняла, в шутку ли он сказал это, или всерьез.
Иван Антонович высвободил из-под маленькой парты свои ноги, надел очки и вышел из класса.
Эмма Ефимовна догадалась, что он обиделся на нее за Соню. Девочка, шесть лет назад потерявшая родителей, стала для него дочерью,
4
Интернат на окраине поселка. А сам поселок, выросший в пустыне всего десять лет назад одновременно с вышками нефтепромыслов, невелик. Новые двухэтажные дома из белого известняка в центре, а по окраинам такие же белые одноэтажные домики, окруженные заборами, с ветряками на огородах.
Ветряки тут неотъемлемая часть пейзажа – они видны отовсюду: с моря и из пустыни. Движимые влажным порывистым ветром с моря или ровными жаркими ветрами пустыни, безостановочно качают они воду из глубоких колодцев. Благодаря этим неутомимым ветрякам здесь поднялись сады.
В пяти километрах райцентр. Там бухта, порт, судоремонтный и рыбоконсервный заводы. Там старая – в старом деревянном доме – школа-восьмилетка. А средняя школа – в новом здании при интернате. Старшеклассники ездят на занятия автобусом. Дорога от райцентра до рабочего поселка петляет вдоль пустынных дюн по берегу моря. Автобусная остановка против ворот школы-интерната называется «По требованию».
Желтая песчаная дорожка ведет к учебному корпусу. А справа и слева интернатский сад – густой, тенистый.
Березы и пирамидальные тополя окружены плотным кольцом ветвистого карагача – эти заросли защищают молодой фруктовый сад от сухих ветров и морозов. Над газонами постоянно висит светлое кружево тонких водяных струй от дождевальных установок. Возле учебного корпуса небольшой стадион.
В глубине тихих аллей повсюду скамеечки; на них тут и там сидят мальчишки и девчонки, читают книги или разговаривают. А в самом центре живой уголок и пасека – несколько ульев в тени берез.
Почти все сделано за десять лет самими детьми. Дети отвоевали у пустыни восемь гектаров ее извечных владений, где от сотворения мира царил зной, куда приходили тяжелые волны песка, поглощали все и откатывались, обнажая красную в черных трещинах землю.
Осваивать участок ребятам помогали шефы – военные летчики. Механики с ближайшего аэродрома оборудовали систему дождевальных установок. После этого уже не надо было таскать тяжелые лейки. Включишь рубильник, и на солнце среди горячих ветвей, над газонами и грядками вспыхивает водяная пыль.
Даже и сам генерал приезжал в интернат. Дети угощали его редиской и огурцами, выращенными на интернатском огороде.
На воротах интерната и на окрестных заборах, а чаще всего на углах зданий нарисованы треугольники, лестницы, разных форм кубики и жирафы. Все это рисунки первоклассника Фили Горохова. Филя особенный художник. С разных сторон его рисунки кажутся разными, двоятся. Иногда возле интерната останавливаются машины, которые везут трубы для газопровода, и Филя рисует на трубах – и тогда его рисунки кажутся объемными. Филя уже учится в художественной студии при интернате, и учитель говорит, что у него удивительное чувство пространства и перспективы. Но за рисунки на стенах его ругают.
Время от времени у ворот школы-интерната останавливаются насквозь пропыленные автомашины геологов – это родители приезжают навестить своих ребятишек. В пустыню эти автомашины возвращаются уже с пестрыми жирафами на бортах.
В интернате живут дети рыбаков из окрестных поселков, рабочих нефтепромыслов, геологов.
По воскресеньям все ребята уезжают к родителям. В интернате остаются лишь Сонька и Игорь Смородин. Часто Сонька убегает далеко на пустынный берег моря. Там завораживает ее даль. С детства привыкла она к пространству моря и неба.
Сидя на прибрежном песке, мысленно строила она замысловатые геометрические фигуры из линии горизонта, солнечных лучей, падающих сквозь тучи, белых дорожек, оставляемых в стратосфере сверхзвуковыми самолетами. Она словно открыла что-то в самой себе после осторожного рассказа нового учителя математики о загадочном четвертом измерении. Ей вдруг как будто тесно стало в привычном трехмерном мире… После уроков Сонька разглядывала на стене учебного корпуса новые рисунки Фили Горохова и не заметила широко шагавшего через стадион директора интерната.
Поравнявшись с ней, он остановился и тоже стал рассматривать рисунки.
Сонька увидела на земле рядом со своей еще одну человеческую тень и резко обернулась:
– Это, оказывается, ваша тень, Иван Антонович. Я сразу ее не узнала.
– А она у меня, собственно, ничем не примечательна. Твоя, кстати, тоже… Знаешь, мне недавно привезли банку земляничного варенья из Брянска. Заходи попробовать.
– А земляника это вроде орехов, Иван Антонович? Растет на деревьях? На земляничных деревьях?
Директор насмешливо покосился на Соньку. Едва ли она не знает, что такое земляника.
– Ты не знаешь, куда убежал Игорь?
– Нет.
Директор и не рассчитывал, что Сонька ему что-то выложит, тем более выдаст своего приятеля, но надеялся по тем интонациям, которые обычно трудно упрятать, когда врешь, выяснить, знает ли она, где скрывается беглец. Однако Сонька, видимо, уже поняла, что ее подлавливают на слове.
– А как ты думаешь, куда он мог сбежать? Ты же знаешь его лучше, чем я или Эмма Ефимовна.
– Не знаю. Наверное, уплыл…
– Думаешь, уплыл зайцем на теплоходе? Сонька рассмеялась, подняла открытую ладонь:
– Нет, он натянул парус и на рассвете уплыл… в жаркие страны…
Директор резким движением снял очки и, наморщив лоб, заглянул в глаза Соньке.
– Куда?
– В жаркие страны. Вы, наверно, и сами слышали: пальмы, людоеды, кокосовые орехи…
Ничто не ускользнуло от внимательных выцветших глаз директора. Он стоял перед Сонькой, высокий, немного сутулый, и чуть покачивался на каблуках.