Четвёртый долг
Шрифт:
Знал ли мой отец, что я не умер, когда пуля, предназначенная для Жасмин, вонзилась в мое тело. Тот, кто доставил меня в больницу, был на моей стороне. И это имя было маскировкой, защищающей меня.
Вспышка агонии пробилась сквозь все болеутоляющие, которые мне дали, и заставила меня переключиться на другую тему.
– Кто…кто ты такой?
Доктор внимательно посмотрел на меня. Его каштановые усы и копна непослушных волос не соответствовали мрачному светло-зеленому халату, который он носил, или мягкости его руки, дотрагивающейся до моей. Он был похож на эксцентричного фермера, который
– Меня зовут Джек Луиль. Я был хирургом, который оперировал тебя.
– Его взгляд упал на мой живот, покрытый крахмальными белыми простынями. – Вы достаточно хорошо отреагировали на лечение.
– К…ка…какое лечение?
Он просиял, прилив гордости исходил от него, его эмоции хорошо выполненной работы и удовлетворенности ею мешали мне.
– Не знаю, сколько ты помнишь, но в тебя стреляли.
Я молча кивнул.
– Моя п-память в порядке.
– Чем больше я говорил, тем легче мне это давалось.
– О, это отличная новость. Как вы уже знаете, пуля пробила вам бок.
– Он наклонился надо мной.
– Мне не нужно говорить вам, насколько это было близко к смертельной ране. Травма живота может привести к разрыву кишечника, печени, селезенки и почек. Есть также крупные сосуды, которые могут быть повреждены, а это уже влечёт более низкую вероятность выживания, особенно в вашем случае, поскольку вы не смогли сразу обратиться за лечением.
Почему так получилось?
Я не мог вспомнить.
Воспоминания о постоянно бегущем времени и шипении огня пытались обрести смысл. Кестрел был рядом со мной…
Кес!
Я набросился на доктора, схватив его за запястье. Мое тело пылало от агонии, но я не обращала на это внимания.
– Другой человек. Он тоже здесь, т…тоже?
– Я не осмелился произнести его имя. Я сомневался, что он все равно окажется под ним — как и я.
Доктор Луиль сделал паузу, его радость по поводу моего выздоровления угасла, когда беспомощность поглотила его мысли.
– Ваш брат все еще с нами, но...мы не знаем, как долго это продлится. Его раны были более обширными, и оперировать их было не так просто.
– Он прочистил горло.
– Я скоро расскажу вам о нем. Во-первых, позвольте мне объяснить ваше состояние, а затем вам нужно отдохнуть. Для всего остального есть время позже.
Нет, времени нет.
Если дела у Кеса шли неважно, я хотел увидеть его, пока не стало слишком поздно.
Мне нужен мой брат. Мой друг.
– Вы – то, что я называю необыкновенным везунчиком.
– Луиль улыбнулся. Однажды у меня был пациент, который поскользнулся в ванне и разбил окно. Осколок рассек ему шею, но не задел яремную и сонную артерии. Вы знаете, насколько это почти невозможно? Но ему повезло. У меня было много пациентов, которые по праву должны были умереть, но каким-то образом обманули смерть, оставшись в живых.
– Он похлопал меня по плечу.
– Ты последний счастливчик. Пуля прошла через верхнюю часть живота, пройдя через мышцы, окружающие основные жизненно важные органы, и так и не вошла в брюшную полость. Ты бы потерял сознание от избытка адреналина и боли, и это было бы ужасно грязно и кроваво,
В голове стучало.
И вот я здесь.
Мне дали второй шанс.
Я не настолько испорчен, чтобы заслужить смерть: не настолько плохой, чтобы заслужить билет в один конец в ад.
Я не собираюсь тратить этот шанс впустую.
Я использую эту новую жизнь, чтобы исправить все мои ошибки и убедиться, что я заслужил удачу, которую мне дали.
– К…как д…долго?
Доктор Луиль провел рукой по усам.
– Вы пролежали в операционной три часа и проспали три дня в реанимации. Ваши жизненные силы наконец-то окрепли настолько, что мы перестали давать вам успокоительное и позволили всему идти своим чередом.
Три дня?
Три гребаных дня!
Черт, а как же Нила?
Мое сердце вырвалось из-под контроля. Непомерное количество адреналина захлестнуло меня. Подскочив, я ухватился за край кровати. К черту боль. Будь проклята эта чертова пулевая рана.
Три дня!
– Я….я должен у….уйти.
Луиль хлопнул меня ладонями по плечам, прижимая к матрасу.
– Какого черта вы делаете? Я только что сказал вам, что вам несказанно повезло. А вы пытаетесь разрушить эту удачу?
Я боролся, видя, что часы тикают ближе к смерти Нилы, куда бы я ни посмотрел.
Нила!
Три дня!
Что они сделали с ней за это время?
– Дай…дайте мне у…уйти!
– Ни за что на свете, приятель. Вы мой пациент. Вы будете следовать моим правилам.
– Пальцы Луи впились в мои бицепсы, удерживая меня на месте.
– Успокойтесь, или я сам обуздаю вас. Вы этого хотите?
Я замер, с хрипом вдыхая и выдыхая воздух. Мой желудок скрежетал от мучительной боли.
Три дня…
Моя энергия исчезла. От приступа тошноты меня чуть не стошнило. О, черт. Комната перевернулась вверх дном.
Луиль посочувствовал это и отпустил меня.
– Тошнота пройдет. Это все морфий. Просто лежите спокойно, и все будет хорошо.
Я мог думать только о Ниле и о том, что бросил ее.
Бл*ть!
– Молли, может быть, вы увеличите дозу Мистера Эмброуза и дадите ему успокоительное?
– Нет!
Я и так потерял слишком много времени. Ни за что на свете я больше не проиграю. Мне нужна была каждая минута бодрствования, чтобы исцелиться и вернуться к своей женщине.
Мой взгляд упал на девушку на заднем плане. Медсестра со светлыми волосами, собранными в пучок, и блокнотом в руке. Ее эмоции были закрыты ставнями, едва замечая мое состояние. Либо она хорошо себя охраняла, либо тошнота свела мою чувствительность к минимуму.
Заставляя себя оставаться в здравом уме — по крайней мере, до тех пор, пока доктор не уйдет, чтобы я мог спланировать свой побег, — я спросил:
– Как долго ещё мне придётся здесь оставаться?
– А что? У вас запланирована поездка в Швейцарию покататься на лыжах? –рассмеялся доктор Луиль. Но заметив, что я совершенно серьезен, он откашлялся. - По моим подсчётам, на полное восстановление уйдет три недели. Две недели, чтобы рана зажила, и еще одна неделя, чтобы прошли внутренние кровоподтеки. Через двадцать один день, мистер Эмброуз, я подпишу бумаги на выписку и отправлю вас восвояси.