Четвертый поросенок
Шрифт:
— Ваши, недавно убили его друга. Хорошим парнем был Колька. Эх! — «сочувствующий» махнул рукой и отвел виноватые глаза. — Ты только его не раздражай. Отвечай на вопросы, от тебя ведь толком ничего не надо. Что ты там можешь знать, ведь правда? Ну вот, главное здоровье сохранишь, мамку порадуешь. А там отсидишь сколько положено, да живи себе, девушек люби… будет чем. Главное героя из себя не разыгрывай, ведь за минуту геройства потом можно всю оставшуюся жизнь провести лежа в собственном дерьме, понимаешь? Питаясь через зонд в заднице. И даже сдохнуть уже не получится…
От этих слов у
Выжить любой ценой. Слизняком, лижущим сапоги победителям, предателем, в глаза которому смотрят со страхом и беспомощностью, а в спину с презрением и ненавистью. Не важно кем и как, главное — выжить! И в ответ на эту мысль, вместо отвращения, он вдруг почувствовал практически неодолимое «Да!» — его измученное собственной беспомощностью тело каждой своей дрожащей от боли клеточкой хотело жить! Действительно, не важно, как и какой ценой — просто уцелеть сейчас и жить дальше.
И как ни странно, но именно это желание жить вытащило наружу другое чувство — гнев. На себя, на свою слабость, на то, как легко он отринул гордость и собственную правоту. «Да это же Добрый и Злой полицейский! — ошарашено подумал Фёдор, от удивления забыв и о боли, и о желании жить, — меня банально разводят на эту древнюю как мир уловку!»
Еще миг до того болтавшийся в полной пустоте собственной беспомощности и ненужности, полной бессмысленности дальнейшего сопротивления, мальчик неожиданно обрел точку опоры — в ненависти. В желании поступить наперекор собственной слабости и чужой силе, готовой в любой момент его сломать.
И видимо что-то такое отразилось в глазах, отчего «сочувствующий» вдруг запнулся на полуслове, и в его ответном взгляде проступило понимание тщетности усилий. Удивительно, но Фёдор не увидел в глазах врага разочарования или гнева на упрямого мальчишку, даже досады там не было. Только безмерная тоска и детская обида на жизнь. Таким взглядом порой смотрят на свое любимое сверхсущество умирающие собаки, будто спрашивая: «Как же так, Хозяин? Как же ты будешь дальше… без меня».
Но прошел тот миг, когда можно заглянуть в самую суть человека — взгляд стал просто взглядом умного, внимательного и немного уставшего от жизни и её тупой подлости человека. Врага.
— Жаль. — Сказал он спокойно, больше не стараясь давить на эмоции. — Мне действительно жаль, что ради непонятных идеалов и собственной гордости ты решил сдохнуть героем. Вместо того, чтобы жить… просто жить. Самое главное, что не умрешь ты героем, скорее всего и вообще не умрешь — никому твоя жизнь не нужна. А вот жить дальше, скорее всего, будешь слизью, которая готова на что угодно из страха перед легким пинком. Не понимаешь? Я объясню.
И снова в глазах «сочувствующего» Фёдор не увидел ни злобы, ни ненависти, только сожаление. Даже когда тот быстро протянул обе руки к его голове и левое ухо будто обдало кипятком.
— Вот, смотри. Это была часть тебя, которая теперь больше не часть тебя. И это уже ничто не сможет изменить. Никогда. Ты понимаешь — ни-ко-гда.
Фёдор понимал. Глядя на окровавленные пальцы, держащие прямо перед глазами отрезанную мочку уха. Его уха. И всем своим существом чувствовал нереальность, точнее совершеннейшую невозможность произошедшего. Но глаза глядели на лезвие ножа, по которому плыли розовые разводы крови. Чувствовал, как на плечо капают горячие капли. И это восприятие того, чего не может быть, наполняло душу леденящим ужасом, просто стирая и делая неважным совершенно всё — от чувств и убеждений, до гордости, самоуважения и просто желания жить.
— Ну, я так не играю… — раздался наигранно-обиженный голос со стороны, и ледяные тиски ужаса, сдавившего сердце, слегка разжались, зато тело самостоятельно забилось в дрожи от предвкушении боли. — Я тут пол леса перерыл, подыскивая хорошее полешко, а наш Миротворец развлекается?
Голову бесцеремонно дернули вверх. Заглянув в расширенные от ужаса глаза, «рыбоглазый» довольно кивнул и улыбнулся каким-то своим мыслям. Отчего у Фёдора вдоль позвоночника потек ручеек холодного пота.
— Не вышло значит у тебя с твоей психологией… — протянул «рыбоглазый», и Фёдору даже сквозь пелену страха, застилающего сознание, почудилось сожаление в его голосе.
«Сочувствующий» в ответ безнадежно махнул рукой, заодно отбрасывая в сторону кусочек Федькиной плоти и, плюнув на пальцы, принялся вытирать их о грязный носовой платок. А вот нож он, почему-то, перед тем как убрать в ножны, вытер одноразовой медицинской салфеткой. Разлившийся от неё запах шмурдяка показался отупевшему сознанию мальчика особенно неуместным в степи.
— Ну, тогда придется по-простому, без всякой психологии, — решительно заявил «рыбоглазый», поднося полено к лицу пленного. — Как оно тебе нравится? Долго выбирал, все думал, что кто-то поумнеет, но не судьба. Значит, придется вам свести близкое знакомство. И нечего на него так таращится! Обычное полено, Буратины из него точно не выйдет, а вот выйдет ли толк? Сейчас посмотрим!
Двумя быстрыми движениями выдернув палки, резко дернул Фёдора в верх и сразу толкнул назад. Удара о землю онемевшее за все это время тело просто не почувствовало, только сыпануло из глаз искрами, когда затылок встретился с грунтом. Легонько пнув под ребра заставили перевернутся на живот. Подумал было рвануть подальше, но занемевшее тело не слушалось, и подняться вышло только на четвереньки. «Рыбоглазый» легко нажал стопой между лопаток заставив ткнутся носом в землю, а потом и вовсе уселся на поясницу, отгибая голову двумя руками назад — за волосы, и захватив шею в сгиб локтя.
— Я понимаю голубчик, что ты готов уже все мне рассказать и расколоться, как то полешко, до самой опы, — зашипел он в ухо. — Но дело в том, что мне совершенно не нужен поток вранья, который ты там себе обдумал и заранее приготовил. А потому — говорить ты будешь, только когда будешь готов говорить. Чистую правду, можно сказать — на грани откровения. Более того, говорить её ты будешь, когда я решу, что ты готов говорить.
Голову резко выпустили, отчего Фёдор ткнулся со всего маху носом в землю, зато наступили на сгиб ноги с обратной стороны колена.