Четвёртый Рим
Шрифт:
— Как же всё-таки хорошо иметь привилегии. — произнёс Михаил, когда они с Вячеславом остались вдвоём — Можно подарить своим детям лучшее будущее.
— Это верно. — согласился Вячеслав, попивая вино — Правда, иной раз, я завидую простонародью.
— Ты это серьёзно? Завидуешь тем, кто еле сводит концы с концами?
— Я не о тех, кто копошится в ульях и голодает в трущобах. Я про квалифицированную прислугу. Знаете, в детстве мечтал стать фельдшером.
— Профессия конечно же достойная. — признал Ильин — Но, ты не просто дворянин. Ты Ченков. Глава семьи вхожей в Старую Знать.
— Или проклинать. — скептически хмыкнул Вячеслав — У меня с каждым годом всё больше опасений, что через двадцать лет наши дети, боже упаси, будут лишены возможности даже выбирать столбы, на которые их повесят.
— Вячеслав, то что ты сейчас сказал, через чур даже для такого пессимиста, как ты.
Вячеслав немного подумал, потом кивнул.
— Просто иногда смотрю за своими работниками, ну теми, что имеют образование и квалификацию и завидую им. Они ведь единственные, кто могут чувствовать себя спокойно. Чернь «В» и «Г»-рангов борется за выживание каждый день, каждую минуту. А мы погрязли в интригах. Шаг влево, чуть расслабился и получи нож в спину от конкурента, а если не будешь осторожен, то тебя линчуют твои же подданные. А этим середнякам: врачам, инженерам, учителям ничего не грозит. Они будут востребованы при любой власти.
— Ну тебе то точно нечего боятся, мой мальчик. — успокоил зятя Ильин — Вся грызня за куски пирога идёт среди нас, а Старая Знать имеет власть и паритет между собой. Никто из Элиты не будет рисковать в попытках подвинуть ваши семьи.
— В этом вы правы. — ответил Вячеслав, хотя он и мог возразить аргументом, что сколько было раньше семей Старой Знати и сколько осталось теперь.
— Мне даже не верится. — усмехнулся Ильин — Ты старше меня по статусу, но как-то так получилось, что именно я говорю с тобой на «ты».
— Вы отец моей жены. Политика не должна влиять на традиционные семейные ценности.
— Мне очень приятно, что власть не развратила тебя.
Вячеслав задумчиво посмотрел в окно.
— Мой отец говорил, что власть не может изменить человека, ни худшую, ни тем более, в лучшую сторону. Она лишь позволяет нам быть теми, кто мы есть.
На кухню вернулась Света и направилась к холодильнику.
— Алёша захотел мороженного.
— Посмотри в морозильнике, на верхней полке. — сказал Ильин.
— Кстати, что вы тут до сих пор делаете? — спросила Света, пока искала в морозильнике нужное лакомство — Опять о политике беседуете.
— А о чём ещё беседовать двум мужикам? — иронично ответил супруг.
— О искусстве, например.
— Это тоже политика. Вернее, современная культура сплошь построена на пропаганде, да и старая тоже политизирована сверху до низу. — произнёс отец.
— Разве это плохо? — переспросил Вячеслав — Искусство не служит раздору и пропагандирует только правильные ценности. Любая демагогия про «свободу самовыражения» лишь является причиной разложения общества деструктивными идеями. Об этом хотя бы говорит история всех искусств.
Света уже давно вернулась к сыну с мороженным, но муж и отец продолжали дискуссию на тему, которую она затронула.
— Ты прав, мальчик мой. — согласился Ильин — Просто… считай меня сентиментальным, но иногда, смотря новый фильм, читая книгу, слушая музыку, хочется чего-то нового, даже, пускай, по влиянию деструктивного.
— Я это понимаю. — Вячеслав налил себе ещё вина — Сам в детстве, в тайне от отца прятал под кроватью старые флешки с рок-музыкой. Тогда этот жанр ещё официально не был объявлен сатанинским, но наиболее умные родители уже всячески оберегали своих чад от вредной информации. Но сейчас я понимаю, что папа был прав. Теперь, если с возрастом Алёша увлечётся чем-то деструктивным, я так же буду его оберегать. Даже если поначалу, он это не оценит.
— Ты мудрён не по годам, Вячеслав. — оценивающе сказал тесть — Моей дочери повезло с мужем. И я сейчас говорю не только о твоём положении в обществе.
Но внезапно, лицо Вячеслава изменилось. Когда Ильин упомянул слово «муж», то молодой зять заметно напрягся, а взгляд стал более мрачным. Это не укрылось от Михаила.
— Мальчик мой, тебя что-то тревожит?
— Да так… Михаил Александрович, вы позволите не скромный вопрос?
— Что угодно, мальчик мой. — ответил Ильин, но в его голосе уже чувствовалось опасение.
— Это касается вашей дочери. Света… — Вячеслав замялся. Он словно боролся с собой, пытаясь заставить свой рот выговорить столь неудобные слова — Я у неё первый мужчина?
Между ними образовался вакуум тишины. Хозяин квартиры оглянулся на арку связывающую кухню и остальные комнаты. Но из гостиной доносились только песни из мультиков, которыми были так увлечены Алёша и его мама.
— Что ты под этим понимаешь? Если намекаешь, что моя дочь на момент брака была не чистой…
— Боже мой, Михаил Александрович! Я не об этом. — отрезал Вячеслав — Меня сейчас волнует не девственная плева, а душевное состояние жены. Были ли у неё к кому-нибудь чувства до меня.
Михаил Ильин снова посмотрел в сторону арки, словно опасаясь, что его дочь войдёт в самый неподходящий момент. Убедившись, что она целиком поглощена игрой с сыном, он повернулся к Вячеславу и, тяжело вздохнув, произнёс:
— Да. Был у неё один воздыхатель. Из улья.
Вячеслав кивнул.
— Примерно об этом я и подумал, когда Света изначально предложила назвать Алёшу Сергеем. Когда я спросил, почему она выбрала это имя, то… её лицо в тот момент нельзя было передать словами.
— Вячеслав, почему ты только сейчас об этом спрашиваешь?
— Я давно порывался затронуть эту тему, но всё не решался. До последнего убеждал себя, что если у Светы и есть старые раны, то лучше их не теребить.
— Не было никаких старых ран. — тихо сказал Ильин и демонстративно махнул рукой — Просто моя дочь увлеклась пареньком из семейки холуев, да и тот был не против присвоить своими грязными руками мою девочку. Я не мог этого допустить. Не о таком зяте я мечтал.
— Немного жалко парня. — сочувственно ответил Вячеслав — Боюсь подумать, что вы с ним сделали.